Испанские страсти

На свете есть земля, где дышат не кислородом, а страстью. Жители этой земли, на первый взгляд, ничем не отличаются от обычных людей, но живут они не так, как все. Над ними не небо, а бездна, и солнце самозабвенно выжигает свое имя в сердцах всех, кто поднимает к нему голову. Это Испания. Ее дети – дети страсти и одиночества: Дон-Кихот и Лорка, Гауди и Пако де Лусиа, Альмодовар и Кармен. Страсть первая - Фламенко Испанец Федерико Гарсиа Лорка, один из самых страстных и страшных поэтов в мире, написал когда-то: "На зеленом рассвете быть сплошным сердцем. Сердцем. А на спелом закате – соловьем певчим. Певчим". В этом – вся испанская душа. Сплошное сердце, сплошное пение. Настоящая, подлинная Испания – это фламенко: танец, песня, жизнь. Некоторые исследователи считают, что слово "фламенко" происходит от арабского слова felag-mengu, то есть беглый крестьянин. Цыгане, пришедшие в Андалузию, называли себя flamencos. До сих пор большинство исполнителей фламенко – цыгане (как и один из самых знаменитых современных танцовщиков Хоакин Кортес, признающийся: "По рождению я – испанец, а по крови – цыган"). Фламенко возникло на стыке культур – здесь и арабские ритмы, и цыганские напевы, и самоощущение изгоев, утративших свою родину. Началом существования фламенко принято считать конец XVIII века, когда этот стиль впервые упоминается документально. Возник он в Андалузии. Это не музыка, не танец и не песня, а способ общения, импровизация. Кантаоры – певцы фламенко – переговариваются между собой, гитара спорит с ними, байлаоры рассказывают свою историю с помощью танца. К середине XIX века появились так называемые кафе кантанте, где выступали исполнители фламенко. То время было золотым веком фламенко, время кантаора Сильверио Франконетти – его голос называли "мед Алькаррии". Гарсиа Лорка писал о нем: "Медь цыганской струны и тепло итальянского дерева – вот чем было пенье Сильверио". В конце XIX века фламенко пришло в упадок – превратилось в продукт потребления, перестав быть криком. Потом появилась опера фламенка – театральные спектакли с песнями и балет фламенко. Очередной взлет произошел в 1922 году, когда в Гранаде прошел фестиваль канте хондо, в котором запретили участвовать профессионалам – чтобы показать подлинный дух фламенко. Одним из организаторов фестиваля был Федерико Гарсиа Лорка. Именно по его "Стихам о канте хондо" мы учили когда-то стили и жанры фламенко: "Куда ты несешь, сигирийя, агонию певчего тела?" Хондо – это наиболее экспрессивные песни, такие как сигирийя или солеа. "Канте" означает "пение". Лорка писал, что канте хондо восходит еще к индийским образцам пения. Но все эти термины можно было и не знать, достаточно было почувствовать ритм фламенко, как сердце начинало биться в этом ритме. Позже, в середине ХХ века, фламенко поселилось в так называемых таблао – небольших театрах или кафе с подмостками для представлений, чтобы были видны ноги танцоров. Новую жизнь этому стилю дали Камарон де ля Исла – самый знаменитый кантаор Испании ХХ века, и гитарист Пако де Лусия, чье имя известно всему миру. То, что он играет, – не классическое фламенко, но именно такой подход к музыке – с заимствованиями из джаза и других направлений – заново открыл этот стиль. Если повезет, можно попасть на представление фламенко – не туристическое, а настоящее, и это станет одним из самых сильных переживаний в жизни. Представления, которые устраивают для туристов, чаще всего имеют мало общего с истинным фламенко. Но на настоящие представления чужих не пускают. Страсть вторая - Кулинарная импровизация Испанская кулинария продиктована страстью. Она проста и сумбурна. В самых известных испанских блюдах – паэлье и гаспачо – много ингредиентов, но их можно варьировать; на вид эти блюда кажутся сложными, но на деле их очень просто приготовить. Паэлья – продукт страсти курицы, даров моря, свинины, овощей и риса, а для гаспачо измельченные томаты с хлебом стоят на холоде, проникая друг в друга и становясь единым целым. Не существует одного, "главного" рецепта паэльи или гаспачо. Здесь, как и в танце, важна импровизация. Рис, окрашенный шафраном, и белое вино задают паэлье ритм, а все остальное – ломтики острой колбасы чоризо, мидии, сладкий перец, креветки, бобы – все это повар добавляет по желанию, по вдохновению. В гаспачо обязательно идут томаты, белый хлеб или сухари, лимон и тимьян, а что еще из мелконарезанных овощей вы туда положите – лук, перец, чеснок, огурцы – это уже ваш личный выбор. Еще одно испанское блюдо, тортилья, – нечто вроде омлета с луком и картошкой, но если накатит вдохновение, можно положить туда и рыбу, и грибы, и что угодно, главное – чтобы тортилья была жидковатой внутри и прожаренной снаружи. Испанские блюда, как и саму Испанию, можно или полюбить сразу и всей душой, или до поры до времени не постигать их красоты. Они сочетают сладость и горечь, от них невозможно оторваться, даже уже насытившись. Например, хамон серрано – вяленая ветчина, – ее привкус многих отвращает, других завораживает. Или миндаль, одна из главных составляющих испанских десертов: горьковатый, как одиночество или неразделенная любовь, он становится основой самых сладких блюд – марципана или туррона, традиционной рождественской сладости из меда, сахара, белков и миндаля. Страсть третья - Средство от глупости Все в Испании замешано на страсти. Не говоря уж о вине. Хотя как можно не говорить об испанском вине? Ароматное вино Риохи, выдерживаемое в дубовой бочке, или мягкое вино Ламанчи – Дон-Кихоту не с чего было печалиться. Или херес, крепленое вино, самое, наверное, знаменитое из испанских вин, существующее много веков, – первое упоминание о виноградниках в районе Хереса относится к первому веку до н.э. Но винный пресс был обнаружен при раскопках финикийского города, существовавшего еще в VIII веке до н.э. совсем недалеко от города Херес-де-ла-Фронтера. В XII веке херес уже продавался в Британию. И стал столь популярен, что к концу XV века на родине этого вина, в городе Херес-де-ла-Фронтера, пришлось даже создать Гильдию Изюма и Винограда. Она устанавливала правила сбора урожая и распространения вина. Херес был воспет самим Шекспиром: по его мнению, херес "разгоняет все скопившиеся в мозгу пары глупости, мрачности и грубости", а кроме того, согревает кровь, – "и вот полчища жизненных сил собираются вокруг своего предводителя – сердца, а оно, раззадорившись, отваживается на любой подвиг, – все это херес"... Страсть четвертая - Сплошное сердце И, конечно, один из самых сильных портретов страсти создал Проспер Мериме, написав свою "Кармен". Испанская цыганка, свободная и желанная, вышла из-под пера француза, не испанца. Может быть, поэтому весь мир ее понял и сделал символом Испании. Постепенно Кармен стала расхожей испанской монетой – опера, фильмы, стихи. Марина Цветаева сталкивала ее в стихах с Дон-Жуаном, все, кому не лень, пели про то, что "у любви как у пташки крылья", а недавно режиссер Карлос Саура, создавший лучшее кинематографическое воплощение испанских страстей, решил поставить оперу Бизе под открытым небом, в Севилье. Саура уже однажды рассказал эту историю языком танца в своем фильме "Кармен". Такая страсть и такая яркость отличает все испанское искусство. Самый китчевый современный кинорежиссер Педро Альмодовар всего лишь показывает яростные испанские цвета, пересказывает эмоции, которые не помещаются ни в сюжет, ни в человеческое тело. Гойя и Эль Греко, Дали и Пикассо переворачивали известный плоский мир, взяв Испанию за точку опоры. А Дон-Кихот продолжал читать рыцарские романы. А Кармен продолжала смеяться, говоря о любви. А испанцы продолжали праздновать. Страсть пятая - Детские праздники Праздники – это дух испанской жизни. Только испанцы способны самозабвенно бросаться друг в друга помидорами и называть это праздником. Или устраивать "праздник огня" с фейерверками и стрельбой. Или выносить из моря Святую Кармен, которую сопровождает самая красивая девушка города: она всю жизнь будет гордиться, что в День Святой Кармен стала королевой. Что-то во всем этом есть детское, – в той страсти, с которой испанцы бросаются на ветряные мельницы, в той радости, с которой они верят в чудо, в той горечи, с которой они кричат свои песни. Эта земля словно осталась в детстве, когда все было искренне и всерьез, и солнце жгло впервые, и сердце впервые заходилось в бешеном ритме – то ли от счастья, то ли от предчувствия счастья. Ксения Рождественская