Открытие Соловецких островов

Я открыл для себя Соловецкие острова в 2005 году в августе месяце. Определить дату открытия с точностью до дня затруднительно. Я не сразу, не с первого дня пребывания понял, осознал, что это такое. Как Колумб, принявший Америку за Индию.
Теплоход идет с Большого Соловецкого острова в карельский городок Кемь. Мы прожили на острове неделю и теперь стоим на верхней палубе, вглядываясь в отодвигающийся к горизонту монастырь с крепостными стенами, скрывающими старинные церкви и постройки. Волны маленькие, «зубастые» от ветра. Теплоход идет ровно, без качки. Отъезжающих немного. Кто-то от холодного ветра спустился на нижнюю закрытую палубу, туристическая молодежь расположилась на верхней открытой, прямо на полу, подстелив походные коврики.
Мы заметили, что поездки в подобные места сортируют публику. Вы не увидите здесь неприлично громкую компанию, не услышите склок. Кругом лица людей с живыми глазами. А плохие люди сюда не едут: а зачем, - им не за чем.
Вся моя семья надела теплые осенние куртки и шапки. Последнюю возможность увидеть белух (белуха - зубатый кит, длиной 5-6 метров и массой) мы не упустили. По правую руку в километре от нас прошло целое стадо. Спины белух ярко белели издали, показываясь из воды. Еще пару раз я видел одиночек-белух у островов, мимо которых мы шли. Заметили тюленя, его голова торчит из воды, как голова купальщика.
Проплыли скалистые высокие острова Кузова. На них обнаружены неолитические стоянки человека. Острова – гигантские слоистые камни-скалы. Может из-за сходства с кузовами-корзинами, которые они напоминают издалека, их так и назвали?
Проплыли остров с маяком и избушкой, около которой на веревке сушится белье. Кто там живет? Не скучает? А мы будем скучать.
На середине пути в бинокль можно было разглядеть еще Соловецкий Кремль, а с другой стороны уже показался сплошной полосой по горизонту материковый берег Карелии.
К гостинице нас подвез промышляющий извозом кемский дедушка. Спросил, как нам понравились Соловки, и рассказал о себе. Попал он в эти места в 1943 году из блокадного Ленинграда, семилетним мальчиком. Отец его умер от истощения в блокаду прямо на заводе. Родители этого дедушки были глухонемыми. Может быть, поэтому его мама чего-то вовремя не узнала, и они так и остались в Карелии.
В поезде я пошутил: «Из отпуска все возвращаются на север с юга, а мы едем на юг, как на отдых, не меньше, чем на полгода».
Пробегающие мимо березы за скачущими вверх-вниз проводами вытянулись, постройнели. Кто не видел Севера, тот и не назовет березу «стройной», дерево как дерево. Наполнялись листвой леса, поднимались густые травы. Плеск Белого моря все дальше и дальше…

* * *
Мечта побывать на Соловецких островах давно родилась у моей жены. Сейчас, после поездки, мне даже стыдно, что такой мечты не было у меня. В этот год туристический поход на байдарках у нас сорвался, а такая поездка по духу напоминала поход.
После решения я долго раздумывал, как ехать. Варианта два: на автомобиле и на поезде. Мурманские поезда, идущие через Кемь, ближайшую станцию к Соловкам, прибывают около полуночи. И от Москвы отъезжают в эту же пору. С детьми не удобно. На автомобиле – это дополнительные усталость, деньги на стоянку в порту и ночевку, риск повредить подвеску. О последнем, как и об ужасных дорогах по пути Кемь-Москва, писано-переписано в Интернетовских отчетах.
Но обнаружился поезд из Москвы в 17.50 по пятницам и закрыл вопрос. Кстати, этого поезда в обратном направлении нет. Куда девается? Проводники ответили: возвращается пустым.
Наши друзья поехали на автомобиле, и по их словам, автодорога по российским меркам обычная. Ничего страшного в ней нет. Они выезжали из Москвы по Ленинградскому шоссе, затем сворачивали на Мурманскую трассу. Кто выдумывает страшилки про автопуть?! Имен не надо, интересует тип личности.
В урочный час наши моторизированные друзья встретили нас в Кеми и отвезли в Рабочеостровск. Забронированные места в гостинице «Причал» удивляют только ценами: 500 рублей за место и 90 рублей за очень скромный завтрак. Остальное без эмоций. Удобное расположение: метров 100 до борта теплохода.
Утро было без дождя и без солнца. Начали рассеиваться опасения о холодной северной погоде: не холодно и не жарко. В открытом море дует свежий сильный ветер, так что дельным оказался совет из Интернета укрыться в нижней закрытой палубе.
«Смотрите, Секирка видна», - спокойно заметил кто-то из бывалых. Стал различим и Кремль, стоящий невысоко, почти на уровне воды.
Чем же так притягательны Соловки? Этот вопрос я вез из Москвы. Два дня я пытался найти ответ. А потом…Потом о нем позабыл.
Вышли на монастырскую пристань, на островной берег. Тихий спокойный нежаркий летний день. У причала монастырские катера «Святитель Филипп», «Святитель Зосима». Летают чайки. Море, заливы, мысы и острова. Крепостные валунные стены и шатровые башни высятся.
«Ищите там, - махнули нам направо, за монастырь, - в коттеджах». Частный сектор – наше предполагаемое прибежище, турбазы без свободных мест, туристические палатки из-за маленьких детей и ожидаемого холода нам не подходят. В поселке нет улиц. Названия есть, а направлений нет. Настроены дома 2-3 этажные, а между ними тропинки, которые натоптаны всюду, благо не зарастают и имеют твердое основание. Нет асфальтовых дорог, которые обозначают улицу, направление. Ходили мы, ходили среди домов, стучались в квартиры – нет мест. Но отчаяние не успело нас охватить, нашлись предложения. Оказались мы в трехкомнатной квартире, по комнате на семью, в одной хозяйка. Квартира, как говорят, по Соловецким меркам комфортабельная, с водой в квартире, есть водонагреватель, чистота и порядок. С оплатой, как впоследствии выяснилось, вдвое превышающей оплату за место на черноморском побережье.

* * *
До поездки меня больше интересовала природа Соловков, Белое море. Берег моря здесь весь в камнях, будто когда-то в древности была разрушена большая гранитная набережная.
На пронзительном холодном морском ветру березы «танцуют», стволы их годами гнутся-изгибаются и скручиваются, будто корчатся от мучений. Сосны невысокие, словно уменьшенные копии. Идешь по лесу, как великан. Маленький лес.
Мало луговой травы. Но коровы живут на острове. Они пасутся без пастуха. Местная порода крупная. Идешь мимо коровы, а она не кончается, длинная, как вагон, и вздыхает шумно и душевно. Заметил у тропинки подорожник, листья мелкие, величиной с крупную монету.
Море прозрачное, в полтора раза солонее, чем Черное. Но вода в нем не голубая. Мне оно некоторое время казалось безжизненным. Берег чаще всего пологий, и даже некрупные камни за десятки метров темнеют над водой. Проходя по дамбе на остров Муксалма, я поразился красоте морской. Там я впервые оказался на крутом берегу, над глубоким местом. Я не отрываясь наблюдал в бинокль подводную жизнь подробно, словно из иллюминатора подводного батискафа. Колышутся течением водоросли ламинарии, подводные камни покрыты незнакомой растительностью. Кто-то живой ярко-желтого попугайного цвета лежит пятном на дне, так и не удалось его распознать. Мелкие незнакомые рыбки освещены пронзающими водную толщу солнечными лучами. Облаками на поверхности плавает фукус, желтая водоросль, воздушные шарики которой образуют длинные цепочки. Кстати, на вкус она напоминает квашеную капусту. Медузы в море свекольного цвета, бывают размером «вот такого» - островитянин обручем круглит руки. И повсюду, насколько глаз хватает, можно видеть жителей-птиц. Чайки нескольких видов, утки, гаги, крачки чувствуют здесь себя хозяевами.
Чаиный крик, напоминающий скрип лодочных уключин, на Соловках так же наполняет воздух, как в городе шум машин. Эти птицы летают легко ветер, их носит. Чайки повсюду: и на кресте, и во дворе. А вот голубей и ворон нет. Видел как-то стаю ворон, занесенных в эти края. Они слабы бороться с морским ветром, летели, чуть не кувыркаясь.

* * *
В первый же вечер мы отправились на прогулку к лабиринтам и Переговорному камню, не представляя себе ни того, ни другого. Лабиринты оказались спиралевидными узорами, выложенными на земле камнями размером с ведро. И детишки, и мы закружились по вытоптанным кругам. Глядя на это кружение, подумалось: а не так же в древности кружились люди в обрядовых танцах. Эти лабиринты – реконструированные, не настоящие, настоящие мы увидим на Большом Заяцком острове.
Заплутали по лесным дорожкам и не сразу нашли Переговорный камень. Искали какой-нибудь выдающегося размера валун. Ан нет. На гранитной плите, лежащей плашмя среди россыпи прибрежных камней, выбиты строки описания исторического события. На этом месте в 1855 году встречались настоятель монастыря отец Александр и представляющий вражескую сторону английский офицер Антон. Слава Богу, все окончилось без стрельбы, которая годом раньше громыхала.
На следующий день на катере по морю доплыли до Большого Заяцкого острова. Кстати, местные жители называют эти острова Зайчиками. С катера мы кормили чаек. Планирующие птицы приближались к вытянутой руке, примерялись желто-оранжевым глазом с черным зрачком, выхватывали кусок хлеба из пальцев и тут же отлетали в сторону. Поразила забота о природе острова: посещение только с экскурсией, курить разрешено лишь на площадке у причала, ходить можно только по тропинкам. А тропинки большей частью настелены из досок и приподняты над землей для сохранности ягеля. Красота невообразимая. Кругом тундра со своими особенными красками: желтая, оранжевая, темно-зеленая, цвета осеннего леса. Кустики берез сбиваются в заросли, на открытых местах ягель и вороника. На острове живут зайцы и лисы, в этом году лис насчитали три штуки. Заяц крупный и лиса на него не охотится, мышкует.
С экскурсоводом прошли по тропе на возвышенность, посмотрели настоящие древние лабиринты. Вызывает недоумение сохранность таких небольших сооружений, выложенных тысячелетия назад. Объяснение: север, малое почвообразование. Вернулись к пристани, к церкви деревянной и старой. Стараниями царя Петра I церковь была поставлена за день. Внутри на бревенчатых стенах хулиганские надписи: «…был тут». Есть надпись от 1944 года, времен Школы Соловецких Юнг. Юнги приезжали на этот остров собирать яйца гаг в качестве продукта для кухни.

* * *
Мы плавали по каналам Большого Соловецкого острова. Каналы прорыты монахами при настоятеле Филиппе, современнике, друге детства и жертве Ивана Грозного. Когда я увидел, что значит «прорыты», я был поражен. На Селигере мы уже видели рукотворный канал - «Копанку» и удивлялись, сколько труда вложено: канал метров двести в длину, метров десять в ширину и глубиною в полметра. Но Копанка несравнимо проще Соловецких каналов. Здесь каменистую землю прорезает водный путь шириной метра три-пять, ровно выложенный неподъемными валунами, как городская набережная. Между соединенными озерами сотни метров. И таких озер несколько десятков. Целью такого подвижнического труда было соединение озер в единую систему для водного передвижения по всему Большому Соловецкому острову. «Не труд сам по себе ценен, а именем, во имя которого вершится», а иначе как построишь? Многотрудность и основательность строительства определили сохранность за прошедшие столетия. Хотя, как говорят, каналы надо ремонтировать. Сами мы поняли это, заплыв в заиленный канал.
Канальная система наполнила Святое озеро водою, завертела мельницу в монастыре, позволила позже устроить Сухой док возле крепостных стен и электростанцию. Кстати, интересная вещь этот Сухой док. Построили его в конце XIX века, отгородив заливчик от моря дамбой с деревянными воротами. Для ремонта корабль заводили в этот заливчик, замыкали ворота и ждали достаточного наполнения от стекающего ручья из Святого озера. Уровень подымался вместе с кораблем, корабль заводили над опорами, ворота отмыкали – и дело сделано: корабль стоит на опорах на сухом месте.
После водной прогулки в поселок нас довез на УАЗике-буханке молодой парень, кажется сын хозяйки лодочной станции. Два-три километра он оценил в двести рублей. Подоспевшую компанию тоже поместил в машину, запросив еще 200. Всю дорогу, около десяти минут, пытались нащупать у него совесть. «Тогда хоть довези нас до самого дома», - попытались сделать из него человека. Тот еще сто рублей попросил. Вот до чего люди островной жизнью доведены. Или еще чем?

* * *
Однажды вечером мы гуляли по берегу, прыгали по камням, трогали воду, разглядывали дары моря, выброшенные на сушу. Медленно, по-северному мерк свет. И вдруг среди разговора я перебил всех: слышите? Протяжный исполинский, если можно так сказать про звук, клич-вздох-плач еще раз повторился. Море, сумеречное и спокойное, надежно укрывало свои тайны, существуя другим миром.. Я был уверен, что так кричит кит – белуха.

* * *
Монастырь имел перед революцией развитое современное хозяйство, состоящее чуть ли не из пятидесяти производств. Оранжереи, ботанический сад, гидроэлектростанция. Её и сейчас можно видеть как опасные для нахождения рядом развалины.
Интересно проследить, как жили люди в такие разные времена на Соловках. Суров северный край, скучно не видеть обычных яблонь, однако «не труд сам по себе ценен, а именем, во имя которого вершится». И получается: какова цель, то так и жили – в далекие времена средневековья, царское время, после революции и до сегодня. В одно время счастливы были здесь, в другое мучались и страдали. А место одно, кому-то святое, кому-то роковое!

* * *
Все время хотелось понять, в чем особенность психологии людей-островитян. Летом материк не близок, а зимой и того дальше. Зимой корабли не ходят, острова обмерзают кругом, и море не леденеет сплошь. К такому берегу не причалишь. Раньше при чрезвычайной надобности отплывали и приплывали зимою, но были умельцы, что тащили по льду лодки до воды, не губя людей. Но такой путь затягивался на несколько дней.
Поэтому надо запасаться продуктами, материалами на зиму. А чего не запасешь, то на самолете везти придется. Зуб заболел – милости просим в Архангельск. Своих врачей-то нет, один фельдшерский пункт, с несколькими больничными койками. При нас на остров приезжали врачи-специалисты, несколько человек на одну-две недели.
В первый же день я заметил «островную» особенность. Двери в квартиры такие, какие у нас в Москве были до перестройки, фанера на брусковом каркасе. Ни домофонов, ни железных дверей, глазков даже нет. «Это что, - подхватывала наша хозяйка, - раньше и замков не было. Веник стоит у порога – значит дома никого нет, нечего суваться. Ага».
По ее словам, самое житьё здесь было при военных, когда на островах размещалась военная база Северного морского флота. Самое видное здание, зияющее ныне черными проемами окон у монастырской пристани, было казармой. Еще раньше в нем зародилось Управление Соловецкими лагерями особого назначения. А построили его как гостиницу для состоятельных паломников до революции.
Так вот при военных были и особое обеспечение, и осмысленная жизнь-служба. «Хорошо было, - подтверждает постаревший бывший солдат-срочник лет сорока с лишним, - в кузов грузовика туристов посадишь на матрасы – и по рублю с носа. Или кому из местных сена поможешь привезти с покоса. Но не за деньги, после молоком зимой поили».
При советской власти и купола, сгоревшие в двадцатых, восстановили, туристов стали возить, но о мрачном периоде, периоде лагеря и тюрьмы, экскурсантам рассказывать запрещали.
Теперь Соловки между собой делят монастырь и музей.
(P.S. Осенью 2005 года я прочел в газете: с двоевластием покончили – полное право у монастыря. Возвращается на круги своя?)
Собственно монастырь как учреждение пока небольшой, ютится в северной части монастыря-территории. Сил подняться из забытья ему добавляют трудники, приезжающие работать во имя Господа Бога, студенческие отряды. Работа по восстановлению кипит весь летний день: стучат, лазают по крышам и стенам, штукатурят. Туристические и паломнические потоки наполняют разные кассы. Не все гладко в отношениях музея и монастыря. Говорят, что на островах директор музея – самое влиятельное лицо.
Живут постоянно только на Большом Соловецком острове. Многоквартирные дома построены при советской власти. Новых таких домов нет. Деревянно-кирпичные коттеджи в южной части выглядят добротно. Остальные стареют и сереют. Магазинов пять торгуют продуктами, столько же гостиниц и турбаз. На дальнем краю поляны за Святым озером разбит палаточный лагерь для приезжих. В монастыре работает старая пекарня, пекут разные булочки и вкусный черный и белый хлеб.

* * *
Музей нам понравился, особенно выставка, посвященная периоду СЛОНа. В интерьере, стилизованном под барак, с деревянными поперечинами, с настоящими барачными дверями по периметру наклеены фотографии бывших заключенных и известных всей стране, и малоизвестных. Возле известных лиц экскурсоводы задерживаются и много рассказывают. А за этими фотографиями – плакаты и фотографии Страны Советов первых пятилеток, радостные лица граждан, стремящихся в светлое будущее. Для меня эта выставка – самое сильное впечатление. Эта двойственность страну поразила и разложила. Еще после шаламовских «Колымских рассказов» мне, любившему в детстве читать о подвигах красных в гражданскую войну и советских людей в Великую Отечественную, трудно было осознать существование советских лагерей. Один и тот же советский человек вставал на защиту от зверств врагов, а другой такой же советский человек те же зверства чинил третьему советскому человеку. Первого называли героем, второго кормили и поили, про третьего забывали. Может такое быть? Такое было!

* * *
Как ни далеки острова от центра России, а местная история шла по хребту российской. Когда я узнал о многочисленных и разумных деяниях настоятеля монастыря отца Филиппа, какое преображение островов он зародил, в воображении сразу возник такой же деятель общероссийского масштаба – император Петр Великий. Великие труды монастырской братии веками сделали острова святым местом. Жизнь к началу XX века благоустроилась, сюда поехали паломники тысячами. Советская власть сначала разорила монастырь, устроив принудительно совхоз в начале двадцатых годов ХХ века, а затем с островов распространила физический гнет и духовное устрашение для уже советского народа. Поразительно, что первых заключенных сторожили охранники из монахов, поначалу взятых на службу Советской властью. И еще более поразительно – в лагере был театр, даже театры! Как же силен свободный человек духом, что его не сразу взяли самые тяжелые мучения.

* * *
Вся наша неделя была погожей на удивление и нам, и местным. Они ухаживали за своими огородиками с теплицами, кололи дрова, ловили навагу и незажиревшую еще соловецкую селедку. Мы впитывали в себя ощущения острова и ожидали ногами малейшего покачивания тверди посреди моря.

* * *
Наша прогулка в северную часть острова к «Филипповским садкам», Ботаническому саду и Секирной горе открыла природный парадокс: там тайга, а не тундра. Высокие сосны и ели. Теплый августовский полдень. Главное в Ботаническом саду то, что он есть. Конечно, он не может быть богатым, но все же показал невиданные нам растения Дальнего востока.
На Секирной горе церковь уникальная, с маяком под куполом. Маяк погас всего-то года два назад. Все истязания, творившиеся здесь в 20-30-х годах ХХ века, ужасные смерти людей кладбищенской тенью легли на это возвышенное место.
«Дорога на Секирку и все дороги острова можно считать памятниками истории. Они построены при Филиппе», - рассказывала экскурсовод. Надо добавить, что с тех пор они не сильно изменились. Для конной повозки лучше и не надо, но пассажиры автобуса превращаются в невольных попрыгунчиков между потолком и сидениями.
Лучшая дорога острова – это бетонка километра в два. Да и кому ездить по дорогам: одному грузовику 60-70-х годов прошлого века, двум автобусам и десятку УАЗиков с Нивами. И при этом по поселку от одного дома к другому разъезжает машина дорожно-патрульной службы. Интересно, какова служба у местного гаишника, ведь не существует даже дорожной разметки, из дорожных знаков только несколько «кирпичей». А вот бензоколонки нет. Оказалось, что топливо каждый водитель везет себе сам в бочках с материка.

* * *
История Соловецких островов – это конспект истории российской. Даже природа смогла здесь сконспектироваться: те климатические зоны, что на материке отстоят друг от друга на сотни километров, на острове сблизились до нескольких. Соловки - это такая концентрированная мини-Россия.
И поныне Соловецким островам никуда не деться от происходящего по стране. Неизвестность на будущее, неустроенность на сегодня. Да и с прошлым, к сожалению, не все ясно и не для всех.