Итак, спустя два года, снова еду в Абхазию.

Итак, спустя два года, снова еду в Абхазию. В Пицунде – лучшее море и побережье на Кавказе, а сентябрь – самый бархатный из сезонов.
Вылет из Домодедово. Аэропорт, как всегда, производит приятное впечатление, но в этот раз, не сразу нахожу, куда идти после регистрации. Аэровокзал постепенно превращается в мегаполис.
В самолете рядом со мной, у окошка, сидит женщина средних лет, очень похожая на белку. Желтоватая прическа, кругловатое лицо, быстрые короткие движения. Чисто по беличьи, она периодически открывает сумочку, достает конфетку и съедает ее. Обменявшись общими фразами, знакомимся. Она оказывается доктором военных наук, профессором из МИФИ. Сразу находим общих знакомых и темы для разговоров. Вспоминаю, как мой бывший научный руководитель, хорошо ей знакомый, для крутизны рекомендовал обязательно использовать в диссертациях сети Петри. Профессор Юля говорит, что теперь для крутизны надо везде вставлять нанотехнологии.
Сели в Адлере, в старом аэропорту, хотя были сообщения, что новый аэропорт уже работает. Не хочется воспринимать его потемкинской деревней, но что-то очень долго наводят на него лоск. Час прождали получения багажа.
Сначала, по делам, еду в Сочи. Поселяюсь в отеле Жемчужина. Прошлый раз останавливался в отеле Рэдиссон, но там мне не понравилось. Во-первых, у Рэдиссона нет своего пляжа, во-вторых, с меня там потребовали денежный залог за продукты в холодильнике, иначе не давали от него ключ. А убрать продукты и дать мне ключ от пустого холодильника тоже отказались. И остался я в дорогом номере дорогого отеля без холодильника. Советский сервис в отеле, внешне похожем на западный, несколько напрягает. Недаром Рэдиссон, видимо, от него отказался, и теперь отель называется Маринс Парк. Боюсь, что от перемены названия ничего не изменилось. В Жемчужине, правда, совок тоже ощущается, но! Там и не ожидаешь встретить Хилтон, да и совок там какой-то очень шикарный. В общем, все гармонично, стены соответствуют сервису, и пляж очень даже неплох.
Поздно вечером, почувствовав некоторый голод, спускаюсь к буфету на первом этаже. В буфете – только ваза с фруктами и стена напитков. Около прилавка стоят две женщины внушительных габаритов, лет за сорок, и разговаривают с буфетчицей. Интересуюсь у буфетчицы: - “Где сейчас можно поесть?”. Ответ следует не от нее, а от одной из габаритных дам. Она протягивает руку, дотрагивается до моего уха, и предлагает показать место, где можно поесть, если я приглашу их с собой, а так же захвачу из буфета тазик с фруктами и вино. Вот уж не думал, что в этом отеле водятся такие пожилые ночные бабочки. Видимо, они тоже – совковый реликт, а в наше время берут свое опытом и нахрапом. Уклоняюсь от их компании при помощи незамысловатой шутки.
На следующий день созваниваюсь и встречаюсь с сочинским художником Амираном Дзидзигури. Он грузин из Сухуми. Фактически – беженец. Живет в горах, откуда он сегодня “спустился”. Как гражданин России, периодически, без проблем, бывает в Абхазии. Ничего плохого об абхазах не говорит, в прочем и ничего хорошего - тоже. Человек он абсолютно не агрессивный и не меркантильный. Странно видеть такого грузина после опыта общения на московских рынках. Внутри его как бы горит свеча таланта.
Амиран рассказывает о своей недавней персональной выставке в Сочинском музее. На другом этаже музея была выставка Никаса Сафронова. Амирана все в Сочи знают, но, поскольку нет пророка в своем отечестве, по настоящему его признали, только сравнив его живопись с живописью распиаренного Никаса. Сафронов в этом сравнении выглядел довольно убого. Амиран с улыбкой рассказывает, как, поглядев на это, местный народ его зауважал. Мы сходимся во мнении, что Сафронов вообще не художник, а некий тусовщик-мистификатор, умеющий двигать кистью, но лишенный главного, – Таланта.
Сидим с Амираном в аллее из плетистых роз около сочинского театра и рассматриваем его картину “Набережная Сочи”. С первого взгляда она не поражает, но чем больше на нее смотришь, тем больше находишь интересного. Амиран - поклонник Сезанна и работает в похожей манере. Но эта картина – уже шаг в сторону Матисса. Крупный мазок уступает место цветовым пятнам. Амиран поясняет, как цветовые полосы держат композицию. С гордостью рассказывает, что его картину купил “сотрудник дрезденской галереи”, и что скоро его картины будут стоить очень дорого. Мне кажется что это “скоро” он решил начать с меня.
Основательно почесав затылок, называю свою цену и покупаю картину. Цена – вполне московская, но все равно она в два раза ниже того, что он запросил вначале. Неплохой сочинский сувенир. Думаю, картина будет хорошо смотреться у меня на даче рядом с ялтинскими пейзажами моего друга, серпуховского художника Толи Пименова. Картина еще сырая, поэтому, чтобы не смазалась краска, Амиран бережно прикрывает картину фанеркой поверх рамы и заматывает эту конструкцию скотчем.
Остановились мои походные часы Orient. Отношу их местному часовщику. Часовщик – парень средних лет, “кавказской национальности”. Мастерская – маленький грязноватый киоск на рынке. Основная работа часовщика – смена батареек. Оборудования практически никакого нет, только отвертка и плоскогубцы. Тем не менее, он берется починить японские механические часы и называет разумную цену. Открывает часы плоскогубцами, затем несколько раз их очень быстро разбирает, промывает детали в мутноватой жидкости и собирает обратно. Маленькие винтики и детальки быстро и точно ложатся на кусок промасленной бумаги. Час работы – и часы нормально ходят до сих пор. Говорю, что впечатлен его работой. Когда я сам пробую что-то сделать с маленькими винтиками – то обязательно их теряю. Он говорит, что у него – то же самое - с большими.
В это время года многие популярные эстрадные артисты изъявляют желание погастролировать в Сочи. Афишные стенды плотно заклеены небольшими афишками, на которых крупными буквами указаны их имена. В результате получаются забавные сочетания, например “Кристина Орбакайте Борис Моисеев НЕПАРА”.
Цены в Сочи вполне московские и москвича, в общем, не пугают. Еда кажется даже подешевле. А вот с пивом – засада. Даже в уличных ларьках пиво в разы дороже, чем в Москве. Чтобы найти те места, где его покупают сами сочинцы, нужно свернуть с курортных улиц и углубиться в сень боковых переулочков. Там, в маленьких подслеповатых магазинчиках и палатках, можно купить пиво и воду не дороже чем в Москве.
По дороге в художественный салон на “каскаде” попадаю в настоящий тропический ливень. Стою под навесом, а вокруг сплошные стены падающей воды. Город как будто плывет. Бурные потоки смывают пыль и мусор с тротуаров в море, и море заметно мутнеет. Вечером яичный желток солнца медленно опускается на промасленную сковородку моря.
В художественном салоне обнаруживаю две работы Амирана. Небольшой этюд “Парусники” прямо у меня из под носа уводит тетка c устрашающей внешностью. Картина “Улочка в Сочи” мне кажется несколько вялой, видимо из-за многократных повторов.
Разобравшись с делами, сажусь на маршрутку и еду в Псоу. Переход через границу по российскому паспорту занимает полчаса. На абхазской стороне стоят такие же маршрутки. Нахожу ту, что идет в Пицунду. Водитель – колоритный молодой абхаз в красной рубахе, чрезвычайно похожий внешне и по манере поведения на Ивана Урганта, возведенного в степень. Говорит он громко и быстро, постоянно перемещается и жестикулирует. Откуда-то слышу фразу: “А вам не страшно ехать с пьяным водителем?”. Так попугивать пассажиров, видимо стало уже здесь доброй традицией. Поскольку о ДТП в Абхазии не слышно, то либо абхазы-водители просто выглядят такими жизнерадостными, что жителю средней полосы кажутся поддатыми, либо и впрямь не чураются выпить пивка, но меру знают. Тем не менее, доехали отлично. В наших маршрутках деньги берут при посадке, в абхазских - при высадке. Заграница!
Выхожу в Пицунде на центральной площади. Иду с чемоданом на колесиках по улице Гочуа и пытаюсь поселиться. Поскольку прошлый раз я жил в квартире, в этот раз решил поселиться в частном доме. Квартиры в Пицунде – хрущевки без ремонта. Жить можно, но без всякого шика. В частных же домах – живешь как на даче. Свободных комнат много, но все на двух или трех человек, а я один. Мало того, не хочу платить за двоих. Нахожу все-таки несколько вариантов, из которых выбираю тот, что в доме 60. Мне нравится опрятный участок со следами садового дизайна и особенно - шикарный санузел. Кругом импортная плитка, горячая вода, в общем, уровень хорошего отеля.
Хозяйка – постоянно хлопочущая беленькая Наташа из Калуги. Гладит постельное белье и жалуется, как она не любит гладить. Признаюсь ей, что для себя постельное белье давно не глажу. Она признается в том же. Но – для постояльцев – гладит, ничего не поделаешь. Рядом бегает ее трехлетняя дочь, она – блондинка, с энергией маленького торнадо. Около дорожек, на правах сорняков, растут небольшие, случайно посеянные арбузики. Комната мне обходится в 250 рублей в сутки. Вешаю в ней картину Амирана, она еще сырая – пусть сохнет. Комната от этого преображается.
Чтобы не ходить утром в кафе, покупаю глиняную сувенирную турку для кофе с надписью “Пицунда”, молотый натуральный кофе, геркулес и сгущенку. Специфика варки кофе в глиняной турке заключается в том, чтобы не мыть ее сразу после применения – может треснуть. Благодаря массивности глиняной турки, по вкусу кофе в ней получается даже лучше чем в медной. Заправляю утром кофе и овсяную кашу сгущенкой, мысленно говоря себе: “Афсянка, сээр!”
Отдыхающих в городе довольно много, но меньше чем два года назад. События сказались, в пансионатах есть свободные места. Все спокойно, размеренно, многие отдыхают с детьми. Народ все больше бюджетный, не испорченный испаниями и египтами. Природа кругом – потрясающая. Чистейшее море, волшебный лес реликтовой пицундской сосны. Даже своим названием Пицунда обязана сосне: по-гречески сосна - "питиус“. Турецкий Белек со своими тремя сосенками “тихо курит в стороне”.
Местные мужчины возят отдыхающих на экскурсии, женщины эти экскурсии продают, или варят домашнюю еду и кормят желающих в миникафешках. Можно выбрать, у кого вкуснее, и там харчеваться. В среднем, обед стоит 150 рублей.
Везде на улицах продают вино и чачу. Вино – неважного качества, чача же практически везде либо хорошая, либо отменная. Рассказывают, что класть в чачу дрожжи здесь – дурной тон и кто так делает, того и в милицию могут забрать – за самогоноварение. Натуральная же чача – без дрожжей и без сахара – дивный продукт. Абхазы ей даже лечатся и называют чачамицин. Чачу официально разливает завод в Гудауте. На бутылочной этикетке написано “Чача виноградная” и стоит номер ГОСТа. В сентябре виноград еще не поспел, поэтому чаще всего можно встретить инжирную чачу. От нее исходит тонкий фруктовый аромат. Вспоминается кальвадос, Ремарк и молодость… Иногда продавцы говорят, что чача – виноградная, хранится с прошлого года. Но русскому человеку этого не понять, у нас бы “не лежала”.
В пицундском христианском храме десятого века проходят фортепьянные, вокальные и органные концерты абхазских исполнителей. Уровень исполнения оказался довольно приличным, а акустика – великолепной. Органный концерт понравился мне гораздо больше, чем музицирование Гарри Гродберга в большом зале московской консерватории и напомнил концерт в рижском Домском соборе.
Из популярных исполнителей в Пицунде вижу афишки только Ефима Шифрина и Бедроса Киркорова. Видимо, в Сочи конкуренцию они не выдерживают. Вот если бы Гергиев сюда заехал, – я бы обязательно сходил
На территории храма есть действующая часовня с иконами и свечами. Сделав несколько снимков внутри часовни, обнаруживаю на одном из них ангела в полете – яркие светящиеся траектории. Смотрим на экран фотоаппарата вместе с женщиной из часовни и удивляемся. Только много позже я понял, что фотоаппарат автоматически установил в темноте очень длинную выдержку, во время которой я им двигал. Так на снимке запечатлелись перемещения свечей в темноте.
В городе имеется художественный салон. Уровень живописи в целом невысокий, но кое-что – неплохо. Наценка салона на картины – всего 15 процентов. Для сравнения, в Москве – минимум 100. Есть дагестанские ножи, очень интересный антикварный кинжал дамасской стали с рукояткой из слоновой кости и серебра.
В курортной зоне, около бухты, интеллигентная супружеская пара просит меня сфотографировать их вместе. Фотографирую, знакомимся. Они задают, видимо, очень важный для них вопрос: - “А где Вы берете мед?” Не сразу нахожусь, что ответить, как-то не задумывался, что мед надо брать. Зато говорю им, что знаю, где брать чачу. Больше я их не видел.
Вечером, во время ужина в кафе, встречаю своего приятеля Толю, с которым познакомился в прошлый приезд в Пицунду. Место встречи изменить нельзя! Широко раскидывая руки, называю его Толяном, он меня – Вованом. В прошлом году, на экскурсии, ко мне подошел круглоглазый человек с фотоаппаратом CANON, представился Толей и таинственно предложил купить у него память. Как оказалось, его товарищи по работе, по его просьбе, купили ему карту памяти, которая не подошла для его фотоаппарата. И хотя в мои ближайшие планы не входило отягощение себя излишней памятью, я все-таки купил ее для своего карманного компьютера. Толя – сторонник голодания, здорового питания и образа жизни. От этого у него прекрасный розовато-пергаментный цвет лица. Он здесь уже неделю, вечером пьет парное молоко и меня зовет за компанию. Приходим, нам наливают по пол-литра парного молока выпить прямо сейчас, и по пол-литра с собой, на завтрак. Хозяйка коровы – армянка Анаида. У нее в доме расписные потолки и на полках золотятся 86 томов энциклопедии Брокгауза и Евфрона. Пока потягиваем молочко, говорим о том, о сем. Дом, где живет Толя, – трофейный. Прежние хозяева, грузины, его бросили, а нынешний хозяин - абхаз Феликс, получил его от властей за то, что воевал с Грузией. Анаида рассказывает про свою подружку Аниту. Она получила 25 соток трофейной земли и теперь продает ее армянскому олигарху по 11 тысяч евро за сотку. Миллионерша! Теперь уже не заходит к Анаиде как раньше – запросто, зазналась! Олигарх тоже не прост. Он, на анитиной земле, построит новую армянскую школу, а старую армянскую школу, с участком, заберет себе. Маленький нюанс – старая школа стоит прямо на берегу моря, что для Пицунды – неслыханная роскошь – ведь вдоль побережья тянется сосновый лес заповедника и строить там запрещено.
Проясняется вопрос возврата грузинских беженцев – им просто некуда возвращаться, все уже поделено, продано и перепродано. К тому же в Абхазии еще социализм – частной собственности на землю и квартиры нет, все это дается властями только в пользование, так что грузинские беженцы в перспективе могут рассчитывать только на компенсацию утраченного имущества. Становится понятно, почему Саакашвили увязывал подписание договора о неприменении силы с возвращением беженцев. При отсутствии частной собственности на землю и квартиры это возвращение практически нереально. С другой стороны, грузинских беженцев так много, что вернувшись в Абхазию и получив местное гражданство они смогут на выборах собрать большинство за присоединение Абхазии к Грузии.
Захожу в один трофейный дом. Там царит запустение, двор зарос травой. Такая обстановка резко контрастирует с не трофейными домами. Видимо абхазы, живущие в трофейных домах, не очень-то о них заботятся, не чувствуют себя настоящими хозяевами.
На пляже читаю книгу “Сандро из Чегема”. В Москве читать ее было скучновато, а вот на абхазском пляже – самое оно. На пляже и турецко-финский разговорник можно одолеть. Внезапно натыкаюсь на поразительную информацию. Абхазы воспринимают репрессии времен культа личности не как проявление классовой, а как проявление межнациональной борьбы. Для них Сталинско-Бериевские репрессии в Абхазии - в первую очередь грузинский террор против абхазов, а сам Джугашвили – этакий Навуходоносор. Действительно, как еще это может воспринимать простой малограмотный горец, воспитанный на обычаях кровной мести, если грузинские энкеведешники, по указанию Джугашвили и Берии, хватают и убивают добропорядочных абхазов под предлогами, которые здравомыслящему человеку кажутся или абсурдом или издевательством. При этом проводится такое массовое переселение грузин в Абхазию, что титульная национальность становится нацменьшинством.
“… И тысячу лет будем помнить!…” - пишет Фазиль Искандер. Становится ясно: после этих репрессий, подкрепленных позднее грузинскими танками на абхазских пляжах, никогда абхазы не войдут в состав Грузии.
Тем не менее, на стенах некоторых домов вижу грузинские фамилии. Похоже на то, что те грузины, которые приняли абхазское или российское гражданство живут себе спокойно, и никто их не трогает. Видимо, способность жить в мире и взаимном уважении со своими непосредственными соседями - черта индивидуальная. Русские все это проходили в прибалтийских республиках.
Пляж в Пицунде – крупная галька. Это вызывает некоторый дискомфорт у грузных людей, босиком заходящих в море. Ощущение такое, как будто побили палками по ступням. Специальная обувь для плавания не помешала бы. Впрочем, не без успеха захожу в море и плаваю около берега прямо в пляжных шлепках. Для дальних заплывов приходится их снимать.
Устраиваем с Толей прогулку на другую сторону бухты. Пляж там – песчаный! Пока идем по городу, замечаем, что улицы стали чище, чем два года назад. Мусор убирают таджики и узбеки. Около центральной площади города отремонтирован общественный туалет, мимо которого два года назад можно было пройти, только затаив дыхание. Туалет теперь платный, плату у входа берет женщина, попутно торгующая саженцами граната, лавра и пальмы в пластиковых стаканах.
Когда выходим за пределы города – мусора заметно больше. Разрушенный рыбозавод порос гранатовым лесом. Но это не следы войны – ее в Пицунде не было, а знакомая нам постсоциалистическая разруха производства. На заводе как будто “произошло одержание”.
Встречаем по дороге женщину-абхазку, торгующую со столика экскурсиями. Экспансивно, вращая глазами и жестикулируя, она рассказывает нам страшные истории про тотальное воровство в Абхазии. Резюме примерно такое: “Прут всё, у всех, и всегда!”. Наш с Толей опыт, однако, этого не подтверждает. Ни у нас, ни у наших знакомых, никто ничего не украл. Про руководство Абхазии, у этой женщины тоже есть свое собственное мнение. Багапш, по ее словам - “хитрый”, а Хаджимба - “чистый”. Давненько не слышал такого определения по отношению к политику! Хотя, если вдуматься, может лучше хитрый, чем излишне простой?
Толя выбирает на уличном развале арбуз с толстым, зеленым хвостиком. Меня это удивляет – казалось бы, надо выбирать с тонким и сухим. Толя поясняет, что в местах произрастания арбузов, толстый и зеленый хвостик – показатель его свежести.
Приходим на песчаный пляж, купаемся. Обнаруживаем в чистейшей воде что-то похожее на коралловый риф. Надо было маску с трубкой в Абхазию брать! Лакомимся на пляже вкуснейшим арбузом, потом лезем в горы в достойной компании стайки разноцветных свиней.
По мере подъема горизонт убегает, и моря вокруг становится все больше и больше. Взобравшись на вершину горы, как два горных орла садимся на травку и обедаем вареной в специях телятиной с городского рынка. Спускаемся с гор и возвращаемся в Пицунду уже к вечеру.
Пока гуляли, приехала знакомая Толи из Перми. Он ей сообщил, что поедет в Пицунду, и она прискакала. Толя на три дня пропадает. Потом появляется и говорит, что его знакомая внезапно собрала вещи и уехала. Он теряется в догадках, но особо не горюет.
Беру экскурсии в Сухум и на конную прогулку. Сухум выглядит довольно серо, некоторые дома разбиты, кругом ощущение бедности. Красиво выглядят восстановленные дома на набережной у порта. В обезьяньем питомнике “много-много диких обезьян” радуют посетителей богатой мимикой Шрека. В дендропарке экскурсовод подробно рассказывает о каждом кустике, особо отмечая следы пуль и осколков на стволах деревьев. Рассказывают, что дальше, за Сухумом, брошенные деревни и хмурые вооруженные люди в камуфляже.
На конную прогулку еду в пасмурную погоду, после дождика, чтобы не терять солнечный день на пляже. Выясняется, что это я один такой умный отыскался. Экскурсия состоит из одного меня. Сопровождает меня паренек лет пятнадцати с грузинским именем Леван. Фамилия у него тоже грузинская. Тем не менее, он считает себя настоящим абхазом и готов сражаться за свою родину. Это мой первый опыт езды на коне, поэтому ощущаю себя стокилограммовым мешком с отрубями, привязанным к седлу. Джигит Леван легкой рысью движется по полю, правое плечо - впереди, левое - сзади. Следом за ним не отстаю я, пытаясь найти такое положения в седле, чтобы не вытрясти из себя все свои внутренние органы. Подъезжаем к ущелью и начинаем в него спускаться. Размокшая после дождя тропинка идет вниз под углом сорок пять градусов. Леван даже не оборачивается, – все нормально. Вцепившись в седло, и моля бога о том, чтобы конь не поскользнулся, спускаюсь вниз. Фотографируемся в красивом гроте, потом, с такими же ощущениями, поднимаемся по тропинке вверх. После этого еду по ровному полю уже почти джигитом, даже когда Леван переходит на галоп.
Вечером футбол – лига чемпионов. Смотрю его в кафе со спутниковой тарелкой, на Кипарисовой аллее, потягивая пиво. Вначале играет киевское Динамо. За него болеют не очень. Так, постольку поскольку. Все ждут Зенита – вот это – НАШИ!! Абхазы себя называют “новыми русскими” и русский патриотизм у них – повышенный, как у всех неофитов. Рассказывают, как тут праздновали победу российской хоккейной сборной на чемпионате мира. Когда говоришь с абхазами об авторитаризме нынешних российских властей, они совсем этого не понимают, как будто по-китайски толкуешь. Вот когда наши президенты мечут громы и молнии – это они одобряют.
Смотрим новости. Медведев объявляет о заключении договоров о дружбе и сотрудничестве с Абхазией и Южной Осетией. Его слова падают как металлические болванки. “И пусть ни у кого не будет иллюзий!!!” Местный народ в кафе смотрит с огромным вниманием, женщины аплодируют, мужчины довольно улыбаются. Все ждут новой, лучшей жизни.
А мне рассказывают про другие времена. 8 августа, когда Грузия бомбила Цхинвал, а Россия как будто ждала, пока жертв не наберется достаточно для того, чтобы можно было жахнуть в ответ по полной и официально признать потерпевших, местные подступали к русским отдыхающим с вопросом – “Где же Россия? Она нас кинула!!!”. Отдыхающие сворачивались и уезжали…
К нам в дом приехали новые жильцы – из Воркуты. Поездом до Адлера, дальше – на велосипедах. Высокий, худой Арсений, с хвостом и серьгой, и низенький, толстый Евгений, с бородкой и в очках. У Арсения – топовый фотоаппарат NIKON c набором объективов и большой штатив. Наличие такой техники побуждает его фотографировать только в экстремальных условиях: ночью, с длиннющей выдержкой, против солнца и т п. Просто так что-то днем щелкнуть - ниже достоинства его аппарата. Демонстрирует метод фотографии “световое перо”. Человек в полной темноте сидит неподвижно, фотоаппарат на штативе снимает его с многоминутной выдержкой, а в это время фотограф фонариком подсвечивает разные части фигуры и лица фотографируемого, как бы проявляя их. Получается довольно необычно. Жарим шашлыки, пьем чачу, травим анекдоты. Они переписывают у меня с дисков на свой ноутбук фильмы, которые я взял с собой посмотреть на досуге.
Воркутяне интересуются, известен ли мне интернетовский ресурс LITPROM.RU, и какого я о нем мнения. Пытаюсь сформулировать, что бросается в глаза несоответствие главного слогана сайта – “На страже духовности” и его стиля общения. Завсегдатаи сайта стараются использовать как можно больше мата, причем не к месту, как, например, Алешковский, а просто для вящей крутизны. Кроме этого, пишущие там стараются в максимальной степени коверкать русский язык. Это уже не пресловутый олбанский язык, приближающий написание к произношению, а именно намеренное коверкание слов ради демонстрации своей крутизны и неформальности. Подозреваю, что этот стиль зародился там не без участия гастарбайтеровских ручонок Э. Багирова. Еще один литературный Джумшуд.
Показываю воркутянам амиранову картину. Евгений долго стоит напротив и молча на нее смотрит. Мы с Арсением разговариваем. Проходит довольно много времени, Евгений, наконец, обретает дар речи и говорит - “Хорошо!”. Мы присоединяемся к его вердикту.
Воркутяне после обеда уезжают на озеро Рица машиной, чтобы оттуда продолжить путь на велосипедах в сторону Сухума. Это будет уже поздно вечером… Желаю им счастливого пути.
Знакомлюсь на пляже с тремя старушками-подружками. Они начинают гадать -сколько мне лет?. Одна дает 48, другая 52, третья 65. Мысленно деля их реальный возраст пополам, я даю им, соответственно, 28, 31 и 37. Они этому очень рады. Отдыхать в Пицунде их подбила средняя по возрасту старушка. Теперь она смертельно обижается на малейшее не восторженное замечание своих подруг об окружающей действительности. Например, о том, что можно было бы и прибрать сучья по обочинам кипарисовой аллеи. Они за это над ней посмеиваются, но душу ей не травят, стараясь следить за речью. Хозяйка, у которой они живут, берет с них плату за проживание по максимуму. Когда они узнают, что я живу один в двухместной комнате, начинают претендовать на свободную койку. Предлагаю ее занять той, которая приготовит мне самый вкусный борщ. Особенно этому радуется самая древняя старушка – у нее шанс не хуже других. Борща, правда, я так и не дождался. Покидав монетки в море, они уезжают. Случайно встречаю их караван на улице, они тянут за собой большие колесные чемоданы, впереди – старушка-заводила. Тепло прощаемся, они меня крестят и благословляют.
Несмотря на то, что у местного населения есть оружие, вооруженных людей на улицах не видно. Как отголосок недавнего военного конфликта, два раза низко над пляжем пролетел военный вертолет с красными звездами. Один раз на горизонте очень шустро прошел военный корабль в сторону Сочи.
Этой осенью погода в Пицунде стоит нестабильная. То солнце, то дождь, то ветер, то штиль. Просыпаясь утром, как бы открываешь окружающий мир заново. В течение дня все может резко поменяться.
Неделя прошла, уезжаю… Планирую на дорогу до аэропорта два часа, плюс полчаса про запас. Однако, на центральной площади Пицунды приходится так долго ждать, пока маршрутка до Псоу заполнится пассажирами, что весь запас времени оказывается потрачен уже в начале пути. На таможне просвечивают багаж в поисках оружия. Перейдя границу, сразу попадаю в зону активности российских водителей маршруток. Россия, после Абхазии, кажется многолюдной и суетливой. Все пассажиры едут на железнодорожный вокзал, я - единственный пассажир до аэропорта. Тем не менее, водитель меня сажает и делает заезд в аэропорт. Как и в прошлый раз, приезжаю из Пицунды в аэропорт намного раньше расчетного времени. Ну, да лучше раньше, чем позже! Везу с собой в Москву море чачи и, как ни странно, мед. В аэропорту приходится доплачивать за дополнительный вес багажа. Почему-то хочется еще раз сюда вернуться.