Часть первая... Кавказский пленник.
Хребта Кавказского вершины
Пронзали синеву небес,
И оперял дремучий лес
Его зубчатые стремнины.
Обложен степенями гор,
Расцвел узорчатый ковер;
Там под столетними дубами,
В тени, окованный цепями,
Лежал наш пленник на траве.
В слезах склонясь к младой главе
...Ну, слушай мою историю... Собрались мы как- то, с моим другом – грузином – Кахой, соответственно, в Грузию. Уж очень долго он мне её нахваливал. Да и сам я преисполнился симпатией и заочной приязнью к этой закавказской республике. Ведь как сказал поэт Евтушенко: «О Грузии забыв неосторожно, в России быть поэтом невозможно!» А так как я причисляю себя (самым, что ни на есть, нахальным образом) к сонму этих самых поэтов, то желание моё было осмысленным, выстраданным и не смотря ни на что – адекватным, что бы там не говорили...
Взяли мы, значит, билеты на поезд Питер – Владикавказ, помахали ручкой удручённым жёнам и укатили по южному направлению. Всяческие нестандартные ситуации не преминули сразу с нами случится. Проводница – осетинка, чистокровная надо сказать, то есть натурально-рыже-русая с серыми глазами, лет пятидесяти, сразу, с первых произнесённых слов обоюдного монолога, без обиняков и напрямую предложила нам за небольшую дополнительную плату своё двухместное купе (а надо сказать, что ехали мы в плацкарте). Уж не знаю почему, и каким провидением, выбор пал на нас, но не воспользоваться таким неожиданным предложением было трудно. Получилось что- то типа «СВ». Только несколько в ущербном варианте. Но зато ожидаемые тридцать часов пути, предполагались пройти, максимально комфортно. Что в принципе и случилось. Особенно если учесть явночитаемый интерес и призывные взгляды, проводниц ближайших вагонов к нашим, с Кахой, персонам, когда мы совершали ме-едленный променад вдоль поезда, во время его частых стоянок. Вот тебе и кавказские скромницы! Это в какой-то мере подогревало нашу кровь, будоражило наше мужское естество и занимало на некоторое время ум, чем и помогало убить время. Но к нашей же чести надо сказать – на провокации мы не поддались, ни в коей мере. Когда у мужчины есть Цель - да простят меня женщины - дочери Евы могут пойти покурить!..
Народ в поезде постепенно редел и перед последней остановкой в Беслане, где предприимчивые таксисты – осетины, взобравшись внутрь, громко предлагали свои услуги по доставки людей в Грузию – в вагоне осталось шесть человек.
И вот приехали мы с Кахой во Владикавказ, а потом уже на микроавтобусе, в количестве семи человек – желающих перейти границу – прибыли в селение Верхний Ларс. Это было последнее селение со стороны Северной Осетии. Здесь контрольно-пропускной пункт и граница с Грузией. Вся прибывшая наша группа – с микроавтобуса, благополучно проходит таможню,благо осетинские погранцы, особо не мешкая, производят движения в сторону наших открытых для осмотра сумок и пропускают нас дальше к терминалу . И тут, последним проходит мой друг. И как в его жизни часто бывает (приключения всякие – и хорошие и плохие – просто таки сыпятся на него, как из рога изобилия, видимо карма такая) – Каху тормозят на Российской границе. Оказывается, у него не хватает какой-то справки, отсутствующей по Кахиному недогляду и УФэМээСно-толсто-тётичному похеризму. Промурыжив его полтора часа и не отпуская всю группу в целом, погранцы нам сообщают – что в нашей группе – «минус один». Это значит, одного (Каху естественно) не пропускают, а выписав штраф в две тысячи рублей, отправляют обратно в Россию.
...И что делать в такой ситуации мне??.. КУДА, Я БЕЗ НЕГО, ПОЕДУ??!
Патовая ситуация… Время 21:20, а в 21:30 закрывает границу Грузия... Каха меня умоляет ехать дальше, на грузинскую сторону, а он-де, сделает завтра во Владикавказе справку и приедет через сутки. ( Забегу вперёд, с мазохистским злорадством сообщу: «- Ага! Как же!!.» )
Не сразу, но соглашаюсь и вот я, в компании шести грузин, еду БОГ ЗНАЕТ КУДА (!!!)... – в густой южной темноте и мёртвой тишине, мы мчимся что есть дух, в течении десяти минут и наконец-то подъезжаем к пограничному терминалу грузин. Успеваем, как в кино – минута в минуту! Нашу дверь – отъезжающую как в старых маршрутках – вбок, сильно и настежь открывают снаружи и щурясь от яркого света, мы в окружении десятка грузинских пограничников выкатываем из старенького «Форд-транзит».
Здесь следовало бы несколько смягчить мой тревожный и драматический слог, потому что последующие двадцать минут (а именно столько занял весь процесс прохождения таможни и получения визы) были для меня приятным удивлением. Во-первых эти самые пограничники оказались обычными мальчишками, беззаботно смеющимися каким-то своим шуткам, ну просто как старшеклассники на перемене. К нашим вещам они вообще не подошли! Не выявив никакого недовольства по поводу «последней минуты», весело поговорив с хозяином «форда», они отошли и больше нас не тревожили, пока шла проверка документов. А я в это время был уже в самом здании терминала и за какие-то пятнадцать минут прошёл собеседование, видимо с человеком из службы безопасности (всё-таки я русский!), постоял в окошечке кассы, заплатил 30 долларов и получил красивую визу себе в паспорт. (Не могу с досадой не отметить, что процесс получения визы в Россию, для иностранцев, требует гораздо большего вложения не только временных, но и денежных ресурсов. Махровый бюрократизм проржавел во весь гос структурный механизм, какой бы части его, ни касаться.)
С третьей шумной попытки захлопнув боковую дверь Форда, хозяин и он же водитель, трогает с места. Ур-ра!..
А дальше Перевал и непроглядный сметанно-густющий туман, что нисколько не смущает водилу. Мы несёмся по ухабистой каменношебневой дороге – военно грузинскому Тракту, в чёрной кавказской ночи по горам, по крутому серпантину, на стареньком скрипучем микроавтобусе, готового свалиться в любую минуту в пропасть, нагоняем упущенное время. Я один, на заднем трёхместном сидении, заваленным сумками и тюками, синхронно подпрыгивая вместе с ними, до самого потолка, еду с чужими и на тот момент чуждыми мне людьми – через высоченный горный перевал – в страну, которая – внимая телевидению – находится чуть ли не в состоянии холодной войны с Россией... Просто фабула для драматического фильма... А может наоборот – комедийного. Это как посмотреть...
И вот через три часа, из темноты и еле различимых теней – начинают появляться огни большого города. Наконец-то Тбилиси! Ещё час блуждания по ночным кварталам – периодически останавливаясь и высаживая очередного путешественника – мы останавливаемся, и водитель-осетин говорит мне, что я приехал (Каха предварительно дал ему адрес в Тбилиси).
казывается, меня ждали! Время три часа ночи, но Кахин брат Гочи и ещё один родственник Серго – встречают меня, раскрыв свои объятья. Был облабызован и принят как родной! Но внутренний мандраж не отпускает и я, отвешивая поклоны и дико извиняясь, прошу своих новообретённых друзей, а практически уже родственников – отпустить меня по хорошему из своих объятий и разрешить мне погулять по ночному городу часочек, для успокоения, так сказать, нервов и крепкого сна...
Надо сказать, что поселился я практически в центре Тбилиси, в старом районе, недалеко от метро Марджанишвили, где строители полностью разобрали дорожное покрытие и разрушили все старые здания. (Шла глобальная и дорогущая реконструкция на деньги Евросоюза). Но на тот момент, конечно, я этого не знал. В столь поздний ночной час, город для меня был, чем-то вроде постапокалиптического города – призрака. Вокруг ни души, непонятной архитектуры темные здания недружелюбно вглядывались в меня, своим чёрными окнами, будто вопрошая: «- Что этот чужак здесь делает??». Тишина бухала в ушах, иногда переходя в какие-то неясные отдалённые инфразвуки. В довершении ко всему ноги вынесли меня, как раз на реставрируемую улицу, имеющей вид, как на старых хрониках послевоенного Дрездена – города, подвергшегося самой агрессивной бомбардировки войск союзников. Конечно же это было субъективное восприятие слепца, пытавшегося на ощупь определить – что такое слон. Продолжая метафору скажу, что я исследовал только одну ногу, нет – малую часть ступни гигантского млекопитающего, по которой и пытался наивно воссоздать зрительную картинку о форме и содержании. Совсем как в той притче о четырёх слепых мудрецах и слоне…
Но вот улица закончилась, и выныривая из темноты в феерию ночного света, я вдруг неожиданно для себя, оказался нос к носу с мифическим здоровенной кошкой. Медный трёхметровый лев, охраняющий мост, застыл в позе «кошачьих потягушек», выискивая кого-то взглядом поверх моей головы, он совершенно не обращал внимание на моё присутствие.
А под мостом, широким мазком художника темнела полноводная река. Симфония ночной иллюминации отражалась в ней, выделяясь главными символами пирующей ночи – луной и фонарями. Которые оставались неподвижными в чёрном зеркале реки, в то время, как она – молчаливо и мощно – несла свои тёмные воды в Неизведанное...
- вот вам истинное отношение большинства грузин к России.)
(Двенадцать часов спустя. Я вернулся к тому же месту на «львином мосту».)
Часть вторая – я мультяшный Бонифаций!
Голубые небеса, белые абстракции,
С улицами, с парками, с крышами домов…
Улетал я к вам не раз, пленник ситуации,
В ваших белых городах не было замков.
Проснувшись поздним утром, я не торопился вставать. Чувствуя себя в некотором роде пленником ситуации, а лучше сказать кавказским пленником (так звучно и ожидаемо интересно), я проявил уместную для данной ситуации осмотрительность – я осмотрелся…
При дневном свете, всё было несколько иным... Иные звуки – расположенное почти на уровне пешеходной дорожки, наружное окно полуподвальной квартиры (совсем как у Булгаковского Мастера), граммофонным раструбом выдавало всю звуковую какофонию улицы… Иная визуальная картина, принявшего меня ночью и нового для меня, мира. Иным виделось всё…и моё ночное ложе – заваленное в наброс всякими разнокалиберными и разномастными подушками, на которых я возлежал, что твой падишах, и совсем небольшая однокомнатная квартирка, в которой я досыпал – несколько оставшихся от ночи и несколько от утра – сладких часов… И двор, на который я потягиваясь вышел, сделав ровно три шага по комнате и три - из самой комнаты - вверх по ступенькам. Оказывается, двор имел один арочный проход и был несимметричным нагромождением полуподвальных – первоэтажных и второэтажных квартир. Двор, гордо назывался «итальянским» и имел кривобоко-прямоугольную – шесть-на-пятнадцать метров – форму.
На площади которого находилась – и детская площадка, и парковка для четырёх (!) автомобилей, и многоуровневая верёвочно-паутинная сушилка для белья, и пешеходный проход, и спортивный трек для местных пацанов, которые с оглушительным грохотом катались здесь на самокатах, и даже площадка для выгула простодушного соседского английского сеттера. Просто уму непостижимо, как всё это умещалось в таком крохотном пространстве! И всё это увиделось мною, навалилось на меня - чудно, непостижимо и неизбежно. Потом- то я, конечно же освоился, оклемался, адаптировался и хаживал по двору с нарочитой и неспешной солидностью (а куда спешить- то, на пятнадцати метрах??), как и подобает истинному Тбилисцу.
А пока…пока я, наозиравшись по сторонам, вернулся в комнату. Решив, что принять душ, в данной ситуации будет лучшим действом, которое я могу совершить. Да, забыл!.. Забыл сказать – Кахин брат Гоча, у которого я поселился и который разделил со мной кров и стол, ни бельмеса не говорил по-русски!..
Это обнаружилось прошедшей ночью, когда я – отбиваясь от излишнего ко мне внимания и чувствуя себя при этом, мягко говоря, не в своей тарелке – пытался отстоять свою точку зрения, на предмет ночной прогулки по городу. Тогда ситуацию спас другой абориген – Серго. Теперь же его не было, и зайдя в комнату я немного смутился, когда встретился глазами с проснувшимся на соседней кровати грузином.
Пауза могла затянуться, но мой внутренний файлообменник в мозгу, неожиданно извлёк из скудно – загруженного словарного запасника, наиболее подходящее грузинское слово: «-Гамарджоба!..»
На что получил в ответ улыбку в тридцать два зуба и целую тираду в интонационно тёпло-окрашенных и приподнятых тонах. Перевода не требовалось, ситуация сгладилась…
И пока я принимал свой ежедневный холодный душ, по привычке напевая «Чёрного ворона» и хаотично разбрызгивая воду на максимальное от моего тела расстояние, Гочи испёк замечательные лепёшки. Название которых он мне сразу и озвучил: «-Лобиани!» – Круглые и тонкие пироги с начинкой из фасоли – лобио. Затем были испечены непререкаемо авторитетные в грузинской гастрономии – хачапури. А затем, был настоящий грузинский завтрак с обилием пирогов, овощей и домашнего сыра.
Всё это записалось сухим вином Саперави и высокословилось обязательными по такому случаю тостами. Перевода которых мне никто не делал. А и не надо! Ибо, стоящий с поднятым бокалом хорошего вина - хороший грузин, произносивший хорошие речи, по своей сути - «х о р о ш о !!!»
А дальше… дальше всё закрутилось, ибо неожиданно пошли ходоки!
Сделаю отвлечение, объяснюсь. Дело в том, что мы с Кахой плотно сдружились года три назад, хотя до этого знали друг друга с десяток лет и были просто соседями. А потом как прорвало. Обнаружилась редкая духовно-ментальная схожесть, которая выражалось во многих проявлениях черт характеров, поведенческого стереотипа и взглядов на жизнь. Так вот… Надо знать эту самую ментальность грузин, что бы понимать весь жизненный максимализм этого народа. У них всё – с большой буквы! Поэтому и к дружбе, истинный сын Грузии, отнёсся с большой серьёзностью. Но этим дело не ограничилось!... Всем своим родственникам в Тбилиси и Чиатуре, Каха в высокопарных тонах, наговорил про своего «русского брата» такое, отчего мне самому, было весьма не ловко. И это несмотря на отсутствие у этого самого «руси дзма», или как говорят на Брайтон бич– «рашен бразера», даже зачатков ложной скромности! Каху понять можно – к грузинскому радушию здесь добавлялось ещё и то, что чем выше поднимал меня грузин, в глазах всех своих друзей и родственников, чем больше превозносил и ярче живоописывал, тем более высокий статус он получал и для себя. Действуя по принципу: «скажи мне кто твой друг, и я скажу кто ты». Все, на грузинской стороне, охали и ахали и желали немедленно лицезреть это чудо среднерусской природы.
А теперь представьте ситуацию – наутро всем стало известно, что наконец-то приехал из России, долгожданный и дорогой гость. На меня пошёл народ, как на живые святые мощи, какого нибудь преподобного старца!..
Не выдержав напора, я и сам впал в «религиозный экстаз» от диковинного для русского человека, гостеприимства и радушия. Среди прочего, при каждом последующем обнимании, мне обещались - небольшие такие - золотые горы и платиновые пригорки, под которыми текли молочные реки с кисельными берегами. Я, развесив обласканные и зальстённые уши, напускав пузырями розовые сопли и впрямь уверился в безграничном могуществе моих новообретённых друзей… Забегу вперёд, совершенно без горечи и негатива, без обид и пресловутого «осадка» скажу – обещания, большей частью, так и остались обещаниями. И в этот день, ровно как и во все последующие, я был предоставлен исключительно самому себе. И если что-то и происходило со мною интересного, то только благодаря моей природной авантюрности и исследовательской, алчущей всего нового натуре. Ещё раз повторюсь – ни в коем разе не обижен, не раздосадован и не припрятал за спиной, ложку «дёгтя» к большой бочке мёда, но, как говорил Аристотель:
« - Платон мой друг, но истина дороже!» Если я буду петь одни лишь дифирамбы, то это будет не объективно, не искренне, а главное – безжизненно-слащаво…
Теперь же, «разбирая полёты», я могу объяснись эту небольшую специфичную нотку характера грузин, которую на тот момент знать я не мог:
Есть выражение– «мозг не поспевает за языком». Переделав фразу, скажу: видимо бывает и так, что «мозг не поспевает за сердцем». У грузин, как мне показалось, искренний душевный и сердечный порыв превалировал перед разумом и реальным положением дел. В глубине своего естества – «Обещающий мне» – быть может и предполагал нереальность данных им обещаний, но душа отказывалась ограничивать себя рамками логичности и здравого смысла. Полёт грузинской души, природное радушие, генетически вкраплённая в естество грузина - тяга к «глаголам высокословным» - даёт эту специфичную ноту «ля», в хоральной сонате «ре – мажор». Это нормально… Со временем привыкаешь и относишься к подобному пафосу, как к данности.
О своих приключениях, вкратце выше упомянутых, я расскажу в следующих главах. Здесь же, места осталось, только на обрисовку ещё одного моего наблюдения, касаемого ближайших соседей из «итальянского дворика». Речь пойдёт о маленьких таких, людях – от метра до полтора высотой, без усов, бород и волосатости рук, без выбивающегося – из под верхних пуговиц рубашек – мохера, но всё равно - настоящих мужчинах… Речь пойдёт о грузинской ребятне . Вернее – о дворовых пацанах. Вот здесь я действительно был удивлён и растроган! Глубочайшее уважение к старшим, дружность и сплочённость, готовность помочь и подставить товарищеское плечо… Отсутствие грубости и нахальства, ребяческой – « пацанской» агрессии и юношеского бунтарства... Ну что ещё добавить?.. – Сам всё видел, всё испытал и на себе проверил…
Я искренне сдружился с этой ребятнёй. Мне хотелось как-то выразить им свою приязнь и симпатию. Поэтому я чинил им самокаты и велосипеды, учил приёмам самообороны (в прошлом я был инструктором по рукопашному бою и даже преподавал физкультуру в школе), дарил всякие мелкие вещицы, вроде фонариков, показывал фокусы и прочее и прочее…
Один нюанс… - Они не знали русского, я не знал грузинского. Но, у детей шире рамки восприятия!.. Понаблюдайте за детьми туристов отдыхающих за границей. Когда вокруг аниматора собирается ребятня со всего света и умудряется совершенно без комплексов и знания языков общаться.
Однажды, когда я стоял посредине двора, окружённый ребятишками, у которых глаза сверкали «задорным бесом», мне вспомнился один старенький и очень добрый мультик. Про циркового льва Бонифация… Эту аналогию я не преминул «прилепить» к своему образу, от чего, сам же, сразу и расчувствовался. Был там и совсем маленький – Шакро. Иногда сиживая в своей квартирке с раскрытой настежь входной дверью (там так принято), я только и слышал : « - Шакро!.. - Шакро!.. - Ш а к р о-о !!..»
Этот маленький бесёнок с ангельским лицом и искрящимися от внутреннего вулкана, глазами, был основной движущей силой двора. Причём как в прямом, так и в переносном смысле. Он успевал на все мальчишьи дела, но при этом ни разу не отказал в помощи взрослым. Причём не обязательно – своим домашним. Его посильной помощью и природной добротой, пользовались практически все жители нашего дворика. В последний день, я как бы в шутку сказал, не хочет ли он, что бы я его усыновил и увёз с собой в Россию, на что получил прямой ответ: «- да!..» А я, съедаемый противоречиями, до сих пор не знаю – пошутил ли он или нет…
Часть третья. Киса Воробьянинов & Кыся Воробьёв
«— Послушайте, — сказал вдруг великий комбинатор, — как вас звали в детстве?
— А зачем вам?
— Да так! Не знаю; как вас называть. Воробьяниновым звать вас надоело, а Ипполитом Матвеевичем слишком кисло. Как же вас звали? Ипа?
— Киса, — ответил Ипполит Матвеевич, усмехаясь.
— Конгениально!..»
Минула целая неделя, как я обосновался в Тбилиси… Виновница всех моих перипетий – её Величество Провидение, руками Кахи, а вернее его языком и чревовещая через него – каждый прошедший день, по скайпу, из Липецка – мне докладывала, как у моего друга обстоят дела с получением документов на въезд в Грузию.
Я напомню: дело в том, что неделю назад, на переходе через границу в селении Верхний Ларс, что в северной Осетии – Каху…этого блин…медиума, через которого действовало злоехидное Провидение, задержали погранцы. Задержали, обыскали, продержали, допросили, и-и…не дав разрешения на пересечение границы, отправили обратно – в Россию-матушку. Хотя для грузина она была, на тот момент, скорее всего злой мачехой.
И вот тогда, передо мною стала дилемма – «быть моему путешествию в Грузию или не быть??..»
Каха перевешивал чашу весов тяжеловесно-позитивными обещаниями – на следующий же день разобраться с делами и дополучить недостающую справку «прям, во Владикавказе», что в 30-ти километрах от Верхнего Ларса.
« - Ты езжай, Влад, езжай! Я завтра приеду!.. Никаких проблем!..» - успокаивал меня грузин. А я, глубоко сумняшеся, слепо таращил глаза в сторону грузинской границы, канувшей в темноту густой кавказской ночи…
«Э-эх! Была – не была!» – подняв брови, пошамкав губами, пожевав усы, выдохнув воздух и сделав ещё несколько физиологически-неоправданных движений, я махнул рукой, запрыгнул в машину и…был таков!.. И только какой нибудь опытный психотерапевт, увидев мои спонтанные движения, сделал бы однозначные выводы о творившейся у меня в голове, запредельной психической активности. Ибо мозг пытался дать адекватную оценку, сложившейся «спешл-ситуацьён».
Так вот…Минула неделя… Каха давно вернулся в Липецк и каждый день разговаривая со мной по скайпу, сообщал мне о, всё новых и новых причинах задержки.
А я, предоставленный самому себе, как мог скрашивал свой досуг. Каждый день, совершая многокилометровые прогулки по городу, к концу дня умудрялся безошибочно выходить на нужную мне улицу, ведущую к дому. А дело в том, то практически с любого конца города видна Мтацминда – «Святая Гора». На которой стоит 280-и метровая телевышка, называемая в народе «Анза» и здоровенное, 64-х метровое колесо обозрения, уходящее верхними смотровыми кабинками за облака. Если учесть, что всё это громадьё и само находилось на высокой горе, названной «Святой», в подражании своей тёзки на греческом Афоне, то для любого прохожего, находящегося на улочках старого города, вид парившей где то вверху «Анзы», был просто ошеломляющий!
С наступлением сумерек, весь колоссальный ансамбль подсвечивался яркой иллюминацией, пульсировал живыми огнями, обыгрывался разноцветьем прожекторов и высвечивался на фоне тёмного неба, невообразимой и чудной красотой. Так что, держа сияющую «Анзу» в поле видимости, я всегда выходил на нужную мне, географическую точку отсчёта.
Впрочем сказать, что мне приходилось гулять одному – будет неверным. Моя коммуникабельность всегда находила мне спутника и сотоварища, в долгих прогулках по старому Тбилиси.
Вот например – Коте. Познакомившись с ним совершенно случайным образом (а может опять – Провидение??), я на три дня обзавёлся интеллигентным собеседником, толковым компаньоном и почти профессиональным гидом.
Коте – сорока семи лет – бывший гражданин Советского Союза, теперь живущий на исторической родине, был идейным вдохновителем всех наших поездок-походов-посещений. Правда, наше первое совместное «харчевание», заставило меня немного усомниться в адекватности моего визави. Ибо грузин, который приглашает гостя отобедать, просто таки обязан повести своего «дорогого друга» в оплот национальной кухни. По-другому, ну просто не может быть! Коте же, повёл меня в… «Макдональдс»... Позже, когда мы познакомились ближе, перешли на «ты» и даже стали настоящими приятелями, я частенько над ним подтрунивал из-за его оплошности. На что Коте, смешно закрывал голову руками, стонал, цокал языком и просил Небеса, что бы они помогли ему немедленно провалиться сквозь землю…
Сам, мой новоиспечённый приятель, обладал яркой внешностью, долговязым ростом, неперебиваемо - несмолкающим звонким гласом, грустными выразительными глазами и задатками настоящего авантюриста!.. Ну просто грузинский Остап Бендер! Такое сравнение пришло на ум, потому как и сам Остап бывал здесь. Причём не где нибудь, а на самой Святой Горе! Именно на Мтацминде, Бендер произнес знаменитое:
"- Я дам вам парабеллум!".
Вспомнив Бендера, невольно вспоминаешь и его со-подельника – Кису Воробьянинова. Отсюда следуя логической цепочке умозаключений, невольно начинаешь примерять на себя этот персонаж. Но ни по фактуре, ни по возрасту, ни по Альтер-эго – этого книжного героя, я с собой связать никак не могу. Но... интересно получается!..
Меня, в шутку, иногда сравнивают с котом и даже говорят, что в другой жизни я, этим самым, нахальным и жизнерадостным животным и был. Отсюда прозвище – Киса, вернее Кыся – как у писателя Владимира Кунина в одноимённой повести. (советую почитать!) А моя вторая фамилия – фамилия моей матери – Воробьёв. Так что, немного притянув, получаю – Кысю Воробьёва, вместо Кисы Воробьянинова!..
Вот и думай!!.. А тут ещё и грузинская версия Остапа Бендера нарисовалась!.. И три дня блужданий по городу, общения с аборигенами, разыгрывания театрализованных сцен о которых я напишу ниже – ошарашили меня, выжали настолько, что к концу троеденствия, я приобрёл несколько ошалевший – от передоза впечатлений – вид.
С подкрученными вверх усами, растрёпанными волосами и брутальным взглядом «гиганта мысли и отца русской демократии», из меня так и пёрло: «- А поедемте- ка в нумера-а!..»
Авантюристические наклонности Коте, выявлялись в недюжинном актёрстве. Но это не было его пороком, скорее – талантом!.. Вот, представьте ситуацию:
…К концу дня я просто валюсь с ног. Мы обошли-облазили-обшарили уйму всяких достопримечательностей. Наделали миллионы фотографий… Психика находится в состоянии пониженной лабильности и некоторой заторможенности. Но Коте продолжает пытать меня очередным жарким монологом, который всё время хочет перевести в русло не менее жаркого диалога – толкая меня и дёргая за плечи. И от которых я устал так, что ловлю себя на гаденькой мысли:
«- Как бы мне, незаметно потеряться в узких улочках,
раствориться в толпе гуляющих, воспарить над людским потоком лёгким облачком, духом бестелесным пройти сквозь стену, на глазах у изумлённого и осточертевшего – как Демьянова уха – Коте??..»
Мы какое то время идём молча, я – прикидывая варианты моего фантастического исчезновения, мой сотоварищ – копя силы на новые тирады. Вдруг Коте говорит:
«- Вот из этой, очень дорогой гостиницы, из номеров с верхнего этажа, открывается великолепный вид на старый город. А ну, пойдём-ка!..»
По опыту зная, что спорить о целесообразности им задуманного – себе дороже, уставший, с пониженным психоэмоциональным градусом, тащусь за энергичным грузином, вслед…
И вот тут- то начинается театр… одного актёра.
В дверях гостиницы Коте преображается – прочь накопившаяся усталость! Мощным толчком, он по-хозяйски широко открывает дверь и вежливо склонившись, пропускает меня вперёд. Затем, с буржуазно-надменным взглядом, смотря поверх голов охранников и не задерживаясь в холле, где «благоустроенный плебс» в кожаных креслах отгородился газетами, подходит ближе к стойке администратора. Намётанным глазом выцепляет– кто по главней и обращаясь ко всем, но сверля глазами избранную «жертву», произносит горячую речь по-грузински.
Приблизительный перевод который я здесь и даю:
« - Так!.. Минуточку внимания, уважаемые!! Извините, что отвлекаю вас от важных дел, но видите ли… К нам из России прилетел известный журналист с главного российского телеканала! Будет собирать материал для своей телепередачи о нашей красивой Грузии (ламазо Сакартвело). Давайте окажем ему соответствующее внимание и уважение! Или мы не грузины??..»
В тот момент, дословный перевод мне не требовался. Но главное, о чём говорит Коте, мне известно, ибо всё это повторяется в который раз. Мы уже заходили с таким апломбом в десятки заведений. Мне это не очень нравится, но разве грузинского Остапа переспоришь?! Я стою поодаль от Коте, ловя на себе многочисленные, заинтересованные взгляды и от смущения не знаю, куда упереть глаза… Фокус, как всегда удаётся… Да и как ему не удастся, ежели гостеприимство и патриотизм, на которые и давил мой приятель – главное, что есть в душе у любого грузина?..
Поэтому передо мной распахивались все двери – и в личные гостиничные апартаменты какого-то банкира («потому, что из его окон – лучший вид»),
и в самый старый Марани (винный погреб) шестого века, куда просто так не зайти,
и в знаменитые серные бани, причём в верхней одежде и обуви, несмотря на царящую здесь идеальную чистоту!
Что, скорее всего, не позволялось даже Пушкину, который после посещения этих самых бань, увлечённо написал о своём опыте в знаменитом «Путешествии в Арзрум»…
И даже на аудиенцию к различным интересным и высокостатусным лицам, мне удалось легко навязаться.
Как например – директорам государственных музеев, клиник (бальнеологических, репродукции человека), всевозможных ассоциаций, профессурой, врачами, целителями, рестораторами и даже в дирекцию Департамента по туризму. И несмотря на то, что у меня не было никакой официальной аккредитации, меня очень радушно встречали, а провожая – горячо, двумя руками, жали мою ладонь.
Когда я эту историю рассказывал, в последствии моему другу Кахе, он ревниво ответствовал, что и без вмешательства Коте, меня бы принимали везде, ну просто как родного. Это главная характерная черта грузинского менталитета – гостеприимство с большой буквы!..
Но в любом случае – вспоминая теперь наши с Коте походы, я ловлю себя уже на других мыслях – не гаденьких, но приятных: « - А здорово мы тогда похулиганили!..»
И когда- то осточертевший, сейчас Коте, вспоминался мне добрым самаритянином, немного смешным, чудаковатым, но искренним и надёжным товарищем.
И хотя у его литературного прообраза друзей не было, да и я – всё же, не Киса Воробьянинов, думаю, что Коте мог бы стать стоящим другом. Что- то такое, пробежало… - искра симпатии, пульсация приязни…синаптический вброс каких-нибудь гормонов радости, но святотатно перефразируя Высоцкого, скажу:
« - Если хочешь узнать человека – друг он или не друг - возьми его на три дня с собой в поход по Тбилиси…
Часть четвёртая (Сакральная)
Возвращаясь в хронологическое русло повествования, я ментально сделаю несколько гребков против течения, а именно – в первые часы моего пребывания в Тбилиси…
В ту ночь, выходя через арку на улицу, мне было, в общем всё равно – какой путь выбрать, под каким углом и где свернуть…Ибо, любое из направлений – неизведанно, загадочно, а следовательно – притягательно. Здоровый авантюризм, бунтарство, природная любознательность, ум алчущий до всего нового, неведомого – та гремучая смесь чувств, которая питает биение огней в моей груди и рвёт паруса в моих руках. Порой – отключая инстинкт самосохранения - толкает, на самые скоропалительные поступки и безрассудные авантюры.
Поэтому и Проход из арки на улицу, был для меня чем-то аналогичным Дыре от носа Буратино, в старом Холсте. Через который он увидел неизведанный и притягательный в своей новизне мир…
В таких случаях я частенько полагаюсь на внутренний голос. Зная, насколько он безрассуден, отпуская его на вольные хлеба, я всё же иногда осаживаю его, ещё более глубоко запрятанным «внутри-внутренним» голосом – мудрым, миролюбивым и здравомысленным. Эти два голоса есть в каждом человеке. Имя им – Страсть и Совесть. И им не обязательно враждовать, в единстве они - верные друзья нашим устремлениям души.
Но сейчас было Время Полного Непослушания. К чертям всякое здравомыслие! «Перекисшая» энергетика, последних часов, пузырясь в моем нутре, требовала выходя наружу и я, подчиняясь внутреннему бунтарству, в таких случаях делаю всё в мятежном противоречии.
« – Ага! Мне говорили, что бы я, далеко не уходил, а иначе заблужусь??..
– Значит, я пойду далеко…так далеко, что бы были все шансы заблудиться!
– Мне говорили, что бы – по приезду в Грузию – я был поосторожнее и поосмотрительнее??.. А то, понимаешь…политическая ситуация не та…народ озлоблен, после известных событий…русских, вроде как недолюбливают… границы вот, только-только открылись…
– Значит, будем провоцировать здешнее население на соответствующие шаги!..»
Выйдя из тёмной арки, на еле освещённую небольшую улочку…я р-раз… и интуитивно повернул направо!
Я не пытался прижаться к домам, спрятаться в агатово-бархатных складках мантии теней, спадающих со старых зданий. Поэтому мои туристические ботинки, вызывающе звучно топали, аккурат посередине проезжей части.
Идя по ночному городу, я всматривался в угольно-чёрные окна, как в блескучую тьму колодезного дна, боясь увидеть в их глубинах отшатнувшиеся настороженные взгляды…
Я всматривался в тёмные проулки, боясь увидеть там, ещё более тёмные, аспидные, притаившиеся тени.
Но город был безучастен к моим напридуманным фобиям. Я был для него не более чем песчинкой, на миг блеснувшей перед мудрыми, древними глазами и растворившейся в песчаном океане Бытия. Через какое-то время, мой внутренний мандраж стал проходить, уровень «гормона страха и возбуждения», падать. Мне, подсевшему на адреналиновую «иглу» это не устраивало, и я решил усугубить положение вещей, поднять свой статус и гормональный фон, как те зайцы из песни, в фильме «Брильянтовая рука», которые в самый страшный для них час, начинают запевать несусветную песенку.
Я запел!.. И не что нибудь, а то, что я пою для поднятия своего боевого духа, настроя и жизненной мотивации. Как пример – холодный душ, зимняя ледяная купель, предстоящая тяжёлая тренировка, жёсткий разговор или какой другой серьёзный «расколбас».
И запел то, что петь в данной ситуации – совершенно было не нужно!.. Аллюзией на моё тогдашнее состояние зазвучала песня есаула Верёвкина «Чёрный ворон».
А дело в том, что мой друг Каха, нравоучая меня на дорожку, предупреждал – зная мою любовь ко всему, что связанно с культурой русских казаков – ни как не проявлять свою приязнь к казацким старинным песням и ни в коем случае не говорить о своих казачьих корнях. Что де, казаки много тут – на Кавказе по глумились, по жартовали, да наделали дел, в прошлые давние времена. Типа «осадок остался»!..
Но, так как я находился под влиянием беса противоречий, то «Черный Ворон» показался мне лучшим выбором. Что-то вроде песенно-звуковой медитации. Некоего действа, ментальной психо-тренировки, укрепляющей дух и плоть.
Я испытывал себя, я испытывал этот город и весь окружающий меня мир на прочность и синергизм, на проявление дружественности, лояльности и адекватного субъективизма.
И это не было, ни в коей мере, моей неблагодарностью или вызовом, враждебностью или каким другим проявлением агрессии. Это было Опытом исследователя. Выявлением резистентности, иммунитета этого древнего города на проявление чужеродности, в моём лице. Но город бесстрастно молчал. Я слышал лишь его дыхание в тонкой вибрации инфразвуков.
Что-то дремучее, мегаскопическое, окутанное древней тайной и загадкой – как мне казалось – изучало меня.
Петь мне расхотелось, я примолк, и пространство сразу облеклось в материю тонкой тишины. Мятежный дух понемногу успокоился, и я полностью переключил внимание на окружающий меня, за-полуночный мир, настроив внутреннее восприятие на более тонкий диапазон… Вот, вдалеке низким тембром загукали басы. Вот, еле-еле слышно – на пороге восприятия – заголосила сирена. Вот, вдалеке ухнуло, бухнуло и тяжело вздохнуло. И опять – безмолвие угасающей ночи. Город, как казалось, спал…
Неожиданно, резко резонируя и быстро приближаясь, наконец зазвучало что-то живое, человеческое. Вскоре из-за угла здания, прямо под яркий фонарь, выскочила стайка молодых людей, лет двадцати. Ребята остановились, азартно что-то обсуждая, а когда мои ноги вынесли меня на траекторию соприкосновения, неожиданно окликнули.
« - Ну вот!.. Момент истины! Чего добивался, то и получил. Что ж…иди, разруливай!» – произнёс мой «внутри – внутренний» голос. С деланной невозмутимостью я оглянулся и, в повторно обращённой ко мне речи, восп