Рейс
Москва – Б*** был неудачным. Точнее не сам полёт, который мог пройти вполне нормально, а время прилёта в Б*** – в ночь. И чтобы не томиться ожиданием - Москва не манила - в аэропорту «Шереметьево» до дня следующего, Капитан решился на этот последний - 21.35. Конечно, Капитан немного лукавил с самим собой. Как это Москва не может манить? - времени на манок не было.
В Б*** он летел по просьбе знакомого: необходимо было проследить, в общем-то, за пустячным, на его взгляд, то ли делом, то ли событием. Отпуск накопился на целых три месяца, а тут появилась возможность таким вот образом развеять и неприкаянную жизнь морехода, и, за одно, услужить хорошему человеку.
На борту лайнера Капитан флиртовал с стюардессой сносно изъяснявшейся по-русски; та с лёгкостью восприняла его заинтересованность к себе, ничего не значащую игру слов, на порыв отвечала весело и благосклонно, и за оказанное внимание даже вознаградила рюмкой-другой коньяка. И Капитан - чем чёрт не шутит! – надеялся и ожидал некого продолжения игры и после полёта, на земле.
Невзрачный аэропорт Б*** принял Капитана южной звёздной ночью, обдал остывающей духотой дня насыщенного запахами авиационной горючьки, асфальта и роз.
Пройдя паспортный контроль, проскочив по "зелёному коридору", Капитан, выяснил, где расположен служебный выход для экипажа (оказалось легко отыскать: у огромного зеркала в торце вестибюля); пройдя по залу ожидания порта, остановился у сувенирной лавки, внимательно рассмотрел выложенный товар и, не найдя того, что искал, перекинулся двумя-тремя словами с киоскером, полноватой женщиной с уставшим на вид и недружелюбным лицом, та, поняла не поняла вопроса, но сказав: Моля! (Пожалуста!), - указующе махнула рукой в направлении выхода.
Выйдя на площадь, Капитан, наконец, увидел то, что искал – цветы. У цветочницы поинтересовался, сколько будут стоить: Вот эти, три? Цена его устроила, и Капитан протянул местные деньги. Торговка стушевалась: Чаят е само една кофа, но най-отбраните рози! (Чайных только одно ведро, но розы отборные!), - и в её ответе явно чувствовалась готовность скинуть в цене.
Дивясь дешевизне и посмеявшись над собой, и недоразумению (ему нужны были всего три бутона, а торговка решила про его интерес в вёдрах), Капитан не торгуясь, доплатил и за ведро, и вот с таким оригинальным букетом направился к служебному входу поджидать стюардессу.
Охранники аэропорта, а может и полицейские было, проявили к нему некое внимание, даже был в их поведении вопрос: а не проверить ли документы? - но некую нерешительность в их действии (или болгарскую лень) оправдывал вид Капитана, вид истинного покорителя морей и океанов - настоящего капитана!
Белая шкиперская с откинутой к затылку мягкой тульей фуражка, - по которой в круг околыша шла чёрная муаровая лента, со светло-кремовым козырем, а над ним, словно растопырив клешни, золотой "краб" с уже червлёного золота якорем с цепью, - не то чтобы украшала, - дополняя подчёркивала линию черепа.
Чуть-чуть мясистый нос под нависающим лбом как форштевень разрезал лохматые с сединой брови, а под ними щелочки, в которых метались серые, почти сиреневые, как утренний туман, зрачки глаз, прищур которых придавал им оттенок хитринки, а морщинки в уголках еле уловимой грусти присущей только холостякам; грусти о неустроенности жизни, по женщине, дому...
Шкиперская же, цвета маренго с распахнутым воротом и приспущенной молнией в половину полы, приталенная штормовка не укрывала, но и не выпячивая полосатый нательник, намекая и на открытость души, и накрепко сбитый торс.
Брюки в пристойный, но по моряцкому уставу клёш, тона не столько коричневого, сколько в мокро-песчаный, с серой, еле заметной полоской в нить и тускло-медного - чуть ли не с патиной! - цвета туфли.
Небрежная, может быть с неделю, с проседью щетина на скулах и над верхней губой, а может, это была и неухоженная бородка делающая его добродушным на вид, как бы восклицала: пред вами морской волк, и не просто волк, а даже волчара!
Служаки потеряли к Капитану всякий интерес, когда увидели, как к нему подошла стюардесса, как они вместе рассмеялись, когда Капитан преподнёс ей цветы в ведре, и как вместе пошли к выходу здания; решили - свой.
Стюардесса, сопровождавшая полет оказалась местной, пояснила Капитану, что нужный ему посёлок она знает, спокойный. Место для отдыха отличное, берег скалистый, но какая-нибудь случайно выбранная тропинка обязательно приведёт к морю; что находится посёлок далеко от города и не в ту, что показал взмахом руки Капитан, а в другую сторону; что общественный транспорт ходит туда только с утра, и первый автобус будет не раньше восьми; что гостиницы в посёлке нет: только частный сектор; что с удовольствием бы пригласила такого симпатичного Капитана к себе на постой, на ночь, да, вот: муж ревнивый, дети взрослые, к товаркам нельзя – болтливые.
Обронила слово: На майка ми?.. (К маме?) - спохватилась, подобрала, - За майката,.. също е невъзможно. Не разбирам. Жалко! (К маме тоже,.. нельзя. Не поймёт. А жаль!).
На том и расстались.
Капитан проводил стюардессу до двери служебного автобуса развозившего лётный экипаж по домам, подхватил свой кожаный рундучок с пожитками и направился к стоянке такси, где не было ни таксомотора, ни очереди к нему, если не считать двух девушек, которых Капитан приметил ещё в салоне самолёта...