Зигер в Дюссельдорфе: Наш самый черный день…

Продолжение заметки «Кёльн и Ахен и стадион Дюссельдорфа»

День седьмой – черная пятница, 7 сентября. Первый день Зигера.

Наступил самый черный день из всех наших трех поездок в Германию. Но утром мы об этом, естественно, не знали, и не догадывались. Позавтракали, добрались до стадиона. Припарковались (на этот раз без проблем) на огромном парковочном поле, обсаженном деревьями, мы прошли через открытый на этот раз вход на стадион и смешались с толпами собачников - немчатников. Я купил себе билет на три дня, а у Ирины действовал выписанный вчера пригласительный для участника.

Мы побродили среди людей, Ирина немного потренировала кобеля на «Аус» с помощью ухватки. Проверка поведения была в разгаре, так как первые собаки начали ее еще в 7.30 утра. Остальные были распределены по десяткам на каждые полчаса до самого вечера. В нашем рабочем классе кобелей записано было 369 собак, вышли на проверку поведения 236 собак. Мы должны были идти где-то в середине.

Пока подходило наше время, мы некоторое время посмотрели на других участников, Ирина уяснила схему проверки. Я сидел с кобелем в сторонке, чтобы ему не возбуждаться раньше времени, Ирина беседовала с российскими коллегами. Ничто не предвещало грозы. Как мы переживали перед началом проверки в прошлом году, и так были спокойны на этот раз. Ведь в прошлом году перед Зигером Арчер несколько раз сорвал свои выступления в соревнованиях, не отпустив фигуранта по команде «Дай!». А на Зигере, хоть и не с первого раза, но все же выполнил команду. В этом году, по словам Ирины, такой проблемы не было. Он везде отпускал, демонстрируя при этом активную атаку и уверенную хватку. Так что, я ждал только аплодисментов многочисленных зрителей, поэтому занял с камерой удобное место, чтобы заснять триумф легендарного Асслана фом Хаус Ширан.

Когда время подошло, Ирина взяла кобеля и отправилась в накопительный карман, где ожидали своей очереди еще девять кобелей. Я занял место на трибуне. Пока подошла наша очередь, я снимал выступления других собак, отмечая про себя их огрехи и несуразности. Ну, у нас то такого безобразия не будет!

Дальнейшее – как в страшном сне. Вижу, как Ирина с кобелем подходит к главному судье, отдает ему оценочный лист, и получает команду выйти на проверку. Дальше проходит несколько метров по прямой с кобелем на поводке, отстегивает поводок, и идет дальше с собакой по команде «Рядом» в направлении укрытия, где находится фигурант. Арчер проявляет нетерпение и немного обгоняет Ирину, она его сдерживает, но идут в принципе, неплохо.

Метров за десять до укрытия выскакивает фигурант, имитируя неожиданное нападение. Арчер мгновенно реагирует, и вцепляется мертвой хваткой в его рукав. Фигурант делает разворот, «дорожку», Арчер блестяще выполняет эти сложные упражнения. Фигурант делает два удара стеком по туловищу, Арчер еще крепче сжимает пасть. Дальше – остановка и пауза. Ирина находится метрах в десяти, и подает первую команду «Дай!». Кобель продолжает держать фигуранта. Пять секунд паузы, и подается вторая команда. Кобель продолжает ожесточенно держать фигуранта. Следует третья команда, кобель нехотя отпускает. Пронесло! Ирина уходит с кобелем в укрытие, в это время второй фигурант выходит в конец футбольного поля за второе укрытие.

По команде судьи Ирина выходит с кобелем из своего укрытия и встает на исходную позицию перед лобовой атакой. Расстояние до фигуранта метров сорок. Когда тот начинает атаку, Ирина спускает Арчера, и он несется на фигуранта как стрела. Блестящая атака, разворот, имитация ударов стеком, и остановка. «Дай!». Нет ответа… «Дай!!». Нет ответа… «Дай!!!». Без результата… Судья разрешает подойти ближе для подачи последней команды. «Дай!!!!!!!!». Кобель, как будто услышал, на мгновение отпустил, но тут же вцепился с новой силой. Всё! Это конец!

Судья разводит руками, и идет к микрофону. Ирина с кобелем понуро идет за ним. На весь стадион, на всю Германию, и на весь земной шар звучит приговор «Ярко выражено (в смысле бойцовых качеств). Не отпускает». У меня все опустилось вместе с камерой, которая зафиксировала этот позор. Мир поблек, тоскливо засосало под сердцем. Всё. Можно ехать домой. Наше выступление закончилось. Зря накрутили две с половиной тысячи верст сюда, теперь – две с половиной тысячи верст обратно. Зря потратили две тысячи долларов. Зря прожиты две недели. Все зря.

Ухожу с трибуны, ищу Ирину в толпе вокруг стадиона. Она вся серая, невменяемая, поэтому говорю какие-то утешительные слова, повисает длительная пауза. Через несколько минут она начинает что-то говорить, пытается найти причины неудачи. Первое, что ей приходит в голову: не надо было записываться на проверку поведения в конце десятки. Арчер видел, как работают другие собаки, перевозбудился, поэтому не отпустил. Потом она обвинила фигуранта, который, якобы, не стоял твердо на ногах и не оказывал должного сопротивления, поэтому Арчер трепал его, как тряпку.

Но все это уже не имело никакого значения. На всякий случай мы прошли на главное поле стадиона, где проходит описание собак после проверки поведения. Может, дадут описание без «Ауса»? Но, нет, на описание мы не допущены, как и в сравнительный ринг, который должен пройти завтра. Для Арчера все закончилось. Такого исхода мы не ожидали… Кобель, кажется, понял, что произошло, виновато отводит глаза.

Надо было как-то отвлечься и забыть неудачу, а то хоть застрелиться! Мы пошли на трибуну, чтобы посмотреть выступление других кобелей. Качество работы было разное, кто лучше нас, кто хуже, но у всех был «Аус». Через два дня, когда мы получили окончательные результаты выяснилось, что из 236 кобелей проверку прошли 205 собак. Была снята 31 собака, в том числе мы единственные из-за невыполнения команды «Аус». Это доказывает лояльность судейства по сравнению с прошлогодним, особенно лояльность судейства «Ауса». Тогда по этой причине было снято несколько десятков собак.

Как мы сумели не выполнить команду, наверное, удивляются и сами немцы. Радует только то, что все остальные составляющие проверки Арчер выполнил достойно, что, наверняка, было замечено специалистами. Поэтому отправлять «на колбасу» его рано. И в Рейн мы его не бросим, хотя если бы он на проверке испугался, как 22 другие собаки, то Ирина заявила, что она бы его тут же утопила в Рейне.

Из других собак нас в первую очередь интересовал папа нашей Виры Нильс Вильштайгерланд. Он должен был идти на проверку поведения вслед за нами, но мы его потеряли, думали, что он уже прошел. Мы пошли искать его на центральный ринг на описании, но там его тоже не было. Тогда мы вновь вернулись на стадион, а тут оказалось, что пока мы бегали, Нильс уже откусался. Я нашел его в толпе с владельцем – герром Гёбблом. Позвал Ирину, и она попыталась с ним пообщаться. Но Гёббл был еще под впечатлением своего выступления, его обступили другие его почитатели. Поэтому мэтр собаководства неохотно откликнулся на наш интерес. Когда Ирина передала ему подарок Лены Агличевой – журнал лучших питомников России с фотографией детей Нильса, в том числе нашей Виры, Гёббл сделал вид, что вспомнил Лену, милостиво разрешил сфотографировать Нильса в стойке, и пошел на описание.

Мы потрусили за ним, разглядывая нашего папашу. Два года назад Нильс был двенадцатым в ринге кобелей среднего класса, когда Арчер стал семидесятым. Ему прочили большое будущее, ждали, что он войдет в отборный класс. Но, видимо, что-то в его карьере не сложилось. Здесь он занял только 48-ое место, а уже в Москве мы узнали, что его продали в Швецию. Да и мне, честно говоря, по экстерьеру Арчер понравился даже больше.

Еще нас интересовал Лайос Моорбек – новый кобель Кати. С ним оказалось все в порядке, хоть и не с первого раза, но он отпустил. Мы погуляли еще немного по территории стадиона, и поехали «домой».

На этот день у нас была запланирована экскурсия в Дюссельдорф, но разве после такого фиаско до экскурсий? Поэтому Дюссельдорф мы так и не увидели. А посмотреть было что! Название города происходит от названия меленькой речки Дюссель, впадающей здесь в Рейн. На окраине города имеется долина, которую называют неандертальской в память об Йоахиме Неандере – поэте и общественном деятеле поздней реформации. В 1856 году здесь раскопали останки древнего человека, которого мы теперь знаем как неандертальца. Еще город знаменит тем, что здесь родился Генрих Гейне.

Немного успокоила нас дорога домой. Я уже писал, что местная земельная дорога А7 нам очень понравилась. Теперь поясню, почему. Движение по федеральному автобану утомляет своим однообразием. Высокая скорость, интенсивный автомобильный поток, постоянная концентрированность, смотреть по сторонам водителю особенно некогда. Совсем другое дело - земельная, то есть не федеральная, дорога. Она – узкая, как правило, одна полоса, только иногда переходящая в две. Много поворотов, относительно мало машин, но за то – живописные окрестности.

Именно прекрасными окружающими ландшафтами, крутыми поворотами и относительным одиночеством среди редкого потока машин нам и понравилась эта дорога. В одном месте зигзаг вокруг какого-то сарая был настолько сложен и неоправдан, что только неприкосновенностью частной собственности на участок земли, где стоял этот сарай, и можно было объяснить это безобразие. Очень понравилась нам центральная улица маленького городка Меттман, где домики, как игрушечные, плотно прижались друг к другу, образуя каменный каньон. По дороге надо было делать с два десятка неочевидных поворотов, поэтому мне надо было следить за указателями и вовремя отдавать команды типа «Семерка, налево», «Семерка, направо», и т.д. А вот и Вупперталь, подвесная железная дорога над речкой, завод аспирина «Байер», Фридрих-Эберт Штрассе, поворот под светофор на 180 градусов, и парковка под вывеской нашего отеля «Хансеатик».

Наш номер в отеле был несколько необычным. Вытянутая от окна комната – площадью метров двадцать пять, была поделена выступающими от стен основаниями на два объема. Первый объем – площадью метров восемь находился у окна. Там стоял письменный стол со стулом, журнальный столик, кресло и фикус. Второй объем комнаты был приподнят относительно первого на две ступеньки. Там стояли две сдвинутых вместе кровати, тумбочки при кроватях, шкаф и тумбочка с телевизором. Здесь же был вход в душевую-туалет. На третий день здесь все уже было родное и привычное. Прекрасное постельное бельё, огромные светильники и картинки на стенах придавали номеру особый уют. Арчер, не стесняясь, улегся спать посередине кроватей. Ирина занялась подготовкой нехитрого ужина, я листал с пульта немецкие телевизионные программы. Так закончился этот несчастливый для нас день. Ночью спали тревожно, ворочались, переживали вчерашнюю неудачу.