ПИОНЕР МУЗЕЙНОГО ДЕЛА

120 лет исполнилось со дня открытия первого в Самарканде краеведческого музея. Его основоположником был капитан Лев Барщевский.

В 1896 году любитель-краевед капитан Лев Барщевский предложил Самаркандскому областному правлению приобрести у него часть собранной им естественно-исторической коллекции и на ее базе создать в городе краеведческий музей. Предложение офицера, являвшегося действительным членом Русского географического общества и внесшего значительный вклад в исследование Средней Азии, было горячо поддержано военным губернатором области графом Н. Я. Ростовцовым и проживавшим в то время в Самарканде богатым московским купцом Н. И. Решетниковым.

Их поддержка имела и материальную сторону – оба названных энтузиаста безвозмездно дополнили коллекцию Барщевского собственными экспонатами. Первоначально для размещения полученных даров в областном правлении выделили небольшое помещение. А через некоторое время решили создать в Самарканде музей, разместив его в одной из комнат дома священника Алексея Надеждина при церкви св. Георгия.

Таким образом, официальной датой открытия этого музея считается 1896 год.
Однако, отмечая сегодня 120-летнюю годовщину его существования, нелишне, полагаю, вспомнить еще одного самаркандского деятеля, сыгравшего существенную роль в этой истории. К сожалению, многие страницы его биографии остаются для нас неизвестными, и единственным достоверным источником ее остается лишь некролог, опубликованный в газете «Туркестанский вестник» (1880, №34). Речь идет о Михаиле Николаевиче Ростиславове, выпускнике факультета восточных языков Петербургского университета.
Блестяще окончив это столичное учебное заведение в 1872 году и получив степень кандидата, он был направлен в Туркестанский край. Распоряжением генерал-губернатора его определили на службу в Каттакурганский отдел Зарафшанского округа, а через несколько месяцев, в 1873 году, перевели в Самарканд на должность чиновника особых поручений при начальнике округа. Здесь Ростиславов с самых первых дней проявил себя в качестве страстного любителя старины, собирателя восточных рукописей, монет и других предметов древности.

Уже год спустя имя Михаила Николаевича получило широкую известность не только в Самарканде, но и во всем Туркестанском крае. Самостоятельно собрав значительную коллекцию, он, не обращаясь к властям за помощью, на собственные средства сумел создать при окружной канцелярии Самарканда уникальное хранилище древностей. Конечно же, это самодеятельное хранилище нельзя было тогда назвать музеем, но именно оно стало его зародышем. И хотя в основу экспозиции легли собрания самого Михаила Николаевича, имя его, к сожалению, было совершенно забыто в позднейшей летописи истории этого музея.

Сам же Ростиславов, сознавая значимость проделанной работы, в одной из своих газетных публикаций  12 июня 1875 года писал, что «все это (уже собранные в Самарканде коллекции) вместе взятое может служить хорошим основанием не только для археологического, но для богатого этнографического музеума, образование которого в Туркестанском крае не только полезно, но даже необходимо». Призыв весьма актуальный, если вспомнить, что первый вообще музей в Туркестанском крае появился в Ташкенте лишь в июле 1876 года, то есть через два года после самаркандского «хранилища древностей».

Однако заслуги Ростиславова вовсе не ограничивались собирательством: свободно владея персидским и тюркским языками, он тесно общался с местными жителями, изучал народные обычаи и традиции, записывал образцы фольклора узбеков и таджиков.

Особый интерес проявлял Михаил Николаевич к народным преданиям, связанным с возведением памятников монументальной архитектуры Самарканда. Его любознательность распространялась и на раскопки, которые велись в 1874 году майором Борзенковым на городище Афрасиаб.

Многогранная подвижническая деятельность этого скромного и непритязательного человека непременно должна быть отмечена и в связи с накоплением первичных данных о возможном месте нахождения знаменитой обсерватории Улугбека. Еще задолго до известных раскопок В. Л. Вяткина, приведших к открытию ее остатков, внимание М. Н. Ростиславова привлек холм в окрестностях Самарканда, известный среди местного населения под названием «Пои-расад» («Подножие обсерватории»). Михаил Николаевич, указывая на присутствие здесь следов былых строений, жженых кирпичей и различных керамических изразцов, высказывал предположение о том, что название холму дано жителями отнюдь не случайно. И именно здесь надо искать исчезнувшую обсерваторию.
Ему же принадлежала инициатива организации в Самарканде специального комитета, ставившего целью «собирать и группировать статистический материал, без которого неполны и неясны ученые исследования». После создания отделения статистического комитета М. Н. Ростиславов был избран его секретарем. Активно занимался он и вопросами народного образования в Туркестанском крае.

Особого внимания заслуживает и публицистическая ипостась деятельности Михаила Николаевича. На страницах газеты «Туркестанские ведомости» Ростиславов опубликовал ряд статей краеведческого характера, в которых одним из первых обратил внимание на значение вакуфных документов в качестве исторических источников. А в своем докладе на III Международном конгрессе ориенталистов в Петербурге в 1876 году он отметил остроту поземельного вопроса в Туркестане, его огромную важность для благосостояния края. Хорошо разбираясь в туркестановедении и близко зная местную специ­фику, он предостерегал ретивых русификаторов от поспешности. Ростиславов был убежден в том, что «как всестороннее изучение всякого нового края не может быть делом двух-трех лет, так и преобразование его, немыслимое без этого изучения, должно быть постепенное, без насильственной ломки понятий и убеждений, вошедших в плоть и кровь народа в продолжение веками сложившейся жизни, которую переделать вдруг, по другой мерке, никто не в состоянии».

Михаил Николаевич, пожалуй, первым среди ориенталистов стал изучать проблемы землепользования, вовлекая в процесс исследования мусульманские юридические сочинения. Его интересовали не только различные виды земельных отношений. Одним из первых он попытался выяснить религиозную и правовую сторону происхождения амляковых, или государственных, земель, земель, «свободных от податей», и земель «оплачиваемых податями».

Много внимания он уделял вакуфным землям, рассматривая различные варианты их образования.