Как я собиралась в Испанию, а попала в Египет...

"...Когда ты стоишь один на пустом плоскогорье,
под бездонным куполом Азии,
в чьей синеве пилот или ангел разводит изредка свой крахмал;
когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего не нужно,
на самом деле нуждается сильно во взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты."
(Из письма Марины. Кажется, Бродский)


Мой путь в Египет начался...

С чего же он начался, черт возьми. Я ведь собиралась ехать в Испанию. Совершенно определенно помню, именно в Испанию, потому что там баски и коррида, почему же я оказалась в турагентстве, требуя отправить меня в Египет? Может, Груз повлиял на мой выбор? Груз - мой сетевой знакомец, с которым мы грязно ругаемся в аське уже года полтора, я его нежно люблю, он меня - надеюсь, тоже. Да, кажется, Груз посоветовал мне ехать туда…

Ну, не важно. Главное, что за несколько часов до вылета в руках у меня оказались билеты и куча разноцветных бумажек, спасибо добрым и ласковым ребятам из "Бейлиса". Вылет из "Шереметьево" - ранним утром, по обочинам МКАД лежал снег, черные елки и сосны проносились мимо, окрестные постройки освещались редкими фонарями. Хмурый водила из вызванного такси спросил, куда я лечу, и, услышав ответ, помрачнел еще больше. Он явно мне завидовал. Тетка в стеклянной будке развернула мой паспорт и смерила меня таким взглядом, что я ощутила себя украинской проституткой, схваченной во время рейда на Тверской...
- Где проживаете? - Брезгливо спросила она.
- Ык… В Москве. - Выговорила я, внезапно охрипнув.
Огрев на прощанье тяжелым взглядом, Родина выпустила меня к трапу самолета.

Привыкшая к разнообразным командировкам "в глубинку", я не особенно была потрясена непритязательным видом аэропорта Шарм-Эль-Шейха, вот только очередь, состоящая исключительно из соотечественников, откровенно удивила. Немцы, прилетевшие одновременно, быстро и бесшумно растворились в глубинах здания, а очередь наша все покорно змеилась к заветному окошечку с марками, шаркая ногами и сумками и вяло переругиваясь на тему "вас здесь не стояло".

Наконец долгожданные марки наклеены, карточки заполнены, багаж в виде одной, но большой сумки получен - и я выхожу наружу. Боже, какая жара… Воздух был белого цвета. Именно белого. Я всегда, оказываясь в новом городе, первым делом обращаю внимание на цвет воздуха. Он почти неуловим, но все же в разных городах разный. В Сочи он голубоватый. На Крите - с легким сиреневым оттенком. Московский воздух пыльно-зеленоват. Воздух Астрахани охряно-желтый, Питера - светло-серый.

Солнце плавило асфальт и машины. Мальчик с табличкой "Шарм Вояж" махнул рукой, показывая на кучу автобусов вдалеке, предлагая подождать остальных там. Я поволокла свою сумку, привыкая к ослепительному солнцу. На стоянке автобусов было очень много, но ни на одном из них надписи "Шарм Вояж" я не увидела. Выбившись из сил и взмокнув, побродив с полчаса среди одинаково больших, но разноцветных нарядных машин и, кажется, нажив себе грыжу, я обратилась к мелкому чумазому товарищу с бляхой на груди, внимательно наблюдавшему за моими передвижениями, с просьбой помочь мне.
- Шарм Вояж, Шарм Вояж - с придыханием молила я, вложив всю силу убеждения в эти магические слова.
- О кей, - он схватил мою сумку и растворился между автобусами. В воспаленном мозгу мигом нарисовались все кошмары, которые ждут обездоленную туристку без денег, документов и вещей в чужой стране. Взвыв от ужаса, я кинулась за ним. Искала я его без малого минут двадцать, наконец мелкий товарищ был обнаружен возле маленького и ржавого автобусика, стоящего поодаль от основной массы машин. Автолайнеры явно чурались своего страшненького собрата.
- Шарм Вояж - горделиво произнес товарищ с бляхой. - Бакшиш. Денги давай.
Одарив дяденьку долларом, я плюхнулась на сиденье, затянутое грязноватым пикейным одеяльцем.

"Остальных" было трое. Все девушки. Гид пересчитал нас по головам и мы поехали к пунктам назначения. Солнце нещадно пекло. Вдалеке, в мареве, рисовались горные профили, затененные, как на картинке - светлый, темнее, еще темнее. Красиво. Пустыня разнообразилась стройками, помойками, Хилтонами и Шератонами.

Отель

Кондиционированная прохлада, блеск мраморных полов, любезные лица ресепшионистов, выражающие нескрываемое желание моментально согласиться со всеми моими капризами, лучезарные улыбки охранников и преданные взгляды служителя с чемоданной тележкой сильно контрастировали с тем, что я видела в последние сутки.

Вместо сингла мне почему-то дали сьют с одной запертой комнатой, чему я не совершенно не препятствовала. Номер оказался просторным, с двумя сдвинутыми вместе, но постоянно разъезжающимися впоследствии кроватями, с большим телевизором "Грюндиг". В ванной наличествовало огромное количество полотенец (не пересчитывала!) и пузырьков с гелями-мылами, стояла корзинка с набором "Для вас, рукодельницы", в которой спустя неделю среди салфеток для разных частей лица и тела и кучи конвертиков с нитками, иголками и пластиковыми шапками я очень кстати обнаружила даже пилочку для ногтей. Кондиционер работал, как зверь - так же мощно и шумно. Широкий балкон выходил на внутренний дворик, заставленный искусственными пальмами. Я опасалась, что придется рассматривать соседей напротив, но за все две недели так никого и не застала на противоположных балконах. Да и делать там нечего некурящим одиноким туристкам, разве коньячку выпить, когда взгрустнется.

По всей внутренней территории отеля, замысловато изгибаясь, текла голубая речка с кафельными берегами. Ленивая речка эта с пресной водой впадала в разливанного моря бассейны. Каким-то непостижимым для меня образом один из них оказался с морской водой, несмотря на сообщающуюся систему. Все это отельное великолепие было щедро снабжено водопадами, висячими мостиками, дорожками, переходами и обильной зеленью - пальмами, кустами с синими, розовыми и белами цветами, акациями и кучей других растений, из-за которых я так и не смогла себе составить представление о топографии территории и постоянно нарезала лишние круги, плутая в зарослях и спотыкаясь о все новые мостики.

В совладельцах отеля Мовенпик числился (по непроверенным данным) племянник короля Саудовской Аравии. На территории отеля находились личные виллы президента Египта Мубарака и султана небольшого ближневосточного государства Омана (как звать - не запомнила, ибо очень длинно). Все эти сведения я почерпнула в интернете, и к жизни моей в отеле они не имели бы никакого отношения, если бы однажды вечером облюбованный мною ресторанный столик не оказался занят.
- Султан Омана. - Извиняющимся тоном шепнул официант. - Я накрою вам стол рядом. Я не возражала. Наблюдать за ужинающими султанами мне еще не приходилось.

На освещенной лимонным светом эстраде извивалась в танце живота корпулентная танцовщица, сверкая глазами, зубами и монистами. У нее получалось очень убедительно. Она звалась Леной и была коренной москвичкой, - по информации, полученной все от того же официанта. Теперь я знаю, куда деваются растолстевшие балерины... Они не умирают от горя и не растворяются в мерцающем воздухе сцены. Они журавлиным клином улетают в Шарм-Эль-Шейх исполнять танец живота.

За столиком сидело трое шумных заросших бородами до самых глаз мужчин в длинных пижамного вида рубахах - галабиях, небольшого размера товарищ в костюмчике цвета хаки, похожий на шустрика Мишу Галустяна из сочинской команды КВН и напряженный американец с явной военной выправкой, несмотря на штатскую тенниску. Погоны просто проецировались на его плечах. Почему американец - стало понятно, когда он заговорил. Моих неглубоких познаний в английском хватает ровно на то, чтоб понять, какой именно - американский или английский язык - я в данный момент не совсем понимаю. Горячо обсуждался какой-то вопрос. Прислушавшись, я поняла, что речь идет о поставках нефти. Кто-то (нехороший) кому-то (хорошему) не так давно ее отказался продавать, поэтому сейчас речь шла о покупках некоего количества баррелей в Омане. Бородатые мужчины яростно жестикулировали и громко восклицали, стуча ладонями по столу, как пенсионеры, забивающие козла. Американец, напряженно улыбаясь, убедительно и округло разводил руками. Безграничной доброжелательностью он напоминал менеджера по сетевому маркетингу. Только товарищ в хаки величественно молчал, гордо задрав бородку. Он был выше торговых дел. Он смотрел поверх голов, поверх эстрады, поверх неутомимой златобедрой Лены на дискотеку "La Luna". "Вот он, султан" - поняла я. Видимо, я слишком напряжено прислушивалась к разговору, потому что вся компания вдруг затихла и дружно обернулась ко мне. Кто-то из бородатых подмигнул лиловым глазом и недобро, как мне показалось, осклабился. С одной стороны, мне было приятно. Не каждый день, знаете ли, бываешь объектом внимания султанов. С другой стороны, мне стало страшно. А ну как сейчас выхватят ятаган и ликвидируют за подслушанную государственную тайну. Я быстренько допила кофе и ретировалась, не досмотрев танец живота. Как же я приятно поразилась, увидев, оглянувшись, что меня суетливо догоняет султан! Гаремы, нефтяные скважины и бриллиантовый дым по углам дворницкой - вот только часть моих ассоциаций, всколыхнутых неказистым дяденькой. "Султаны неказистыми не бывают", - тут же поправила я себя. Не бывают, потому что товарищ в хаки оказался… пилотом султана. Всего лишь. Он представился, продемонстрировал мне свои документы (до сих пор не знаю, зачем), проводил до дверей моего номера и вежливо откланялся. Так я не попала в гарем. И до сих пор не знаю, кто же из этой компании был королевской особой. Неужели американец?

Пляж

... О, пляж! ... Мое любимое место во всем отеле. Мечта мизантропа. Крутой склон горы с витиеватым спуском, с деревянными лесенками и трогательными искусственными пальмами, обмотанными брезентом. Куча террасок, разбросанных по склонам, не то в испанском, не то в таиландском стиле, всегда можно отыскать не занятую никем и побыть одной. И вбирать в себя картинки на память, отпечатывая их на изнанке век - море цвета зеленки, проплывающие мимо кораблики и таинственный остров Тиран, ни разу за все время не показавшийся мне с наведенной резкостью, всегда затянутый дымкой...

Спускаясь впервые на пляж, я ужаснулась огромному количеству рыб диких расцветок и форм, нагло и откровенно плавающих у самого берега. Они не боялись людей! Они их просто не замечали. Вглядываясь в воду с понтона, я видела все новых и новых рыбин - зеленых, синих, желтых, серебристых, круглых, сплющенных, вытянутых как палки… Мальки дружными стайками прыскали по поверхности моря, а в глубине кипела жизнь, навевавшая стойкие ассоциации со старым японским фильмом "Легенда о динозавре". Что-то такое огромное, тяжко ворочающееся и до ужаса непостижимое обязано было присутствовать в этой таинственной зеленой бездне. Был в моей биографии ночной одинокий заплыв в Черное море, было управление кукурузником в компании пьяного вусмерть летчика, было много чего другого, но тут я проявила малодушие. Представить себя окунувшейся в этот суп было выше моих сил. Колебалась я ровно час. За это время я познакомилась с разговорчивым лайфгардом, первым задавшим мне ритуальные для Египта вопросы - "Откуда, как зовут, насколько приехала, одна? совсем одна?! действительно одна?!! не хочешь ли вечером в Нааму-Бей дринк-данс?", вопросы эти именно в такой последовательности преследовали меня все две недели...

Лайфгард ловко приладил трубку к маске, показал, как ее надеть, не сняв скальпа. Мы нырнули вместе. Он крепко держал меня за руку и пучил сквозь маску глаза, успокаивая и поддерживая морально. А поддержка мне явно требовалась, потому что я попала в новое измерение, чем и была потрясена до глубины души. Я впервые плавала в маске. То, что я называла морем во время бездарного купанья-барахтанья по его поверхности, обрело глубину, объем и краски, и рыбы, так меня пугавшие при взгляде сверху, "свысока", вдруг оказались вовсе не страшными и не противными. Они совсем не хотели ко мне прикоснуться, они жили своей, насыщенной и гармоничной жизнью, частью которой я теперь была ...

Уже потом, в следующие заплывы других дней я стала узнавать и различать их. Была там Подруга - большая серая плешивая рыба, похожая на старую собаку, она всегда стояла на одном месте. Даже глаза у нее были, как у дворняги, - все понимающие, карие и грустные. Мы дружили. Каждый день я с радостью находила ее на том самом месте, где оставила вчера. Была безымянная красная рыбина, похожая на морского окуня горячего копчения, вечно сидящая в глубине коралловых нагромождений. Когда солнечные лучи попадали в пещерку, бока у нее загорались перламутровым пламенем… Как-то я обнаружила плывущую рядом серебристую щуку, на фоне общего местного благолепия и пофигизма от нее веяло агрессивным холодком, выяснилось - барракуда. А в самый последний день я столкнулась нос к носу с таким экземпляром, что до сих пор в атласах найти не могу - мрачное создание метра в полтора величиной, похожее на Зюганова. Голова как чемодан, сама вся такая бугристая, как мешок с картошкой, лоб нависший, серо-коричневая и бородавчатая, и главное -передние плавники как у кистеперой рыбы, просто лапы крокодильи! Мясистые и здоровенные. От ужаса я захлебываться стала, когда прокашлялась и снова натянула маску, - уплыла моя чемоданная в зеленые толщи...

Ну и кораллы, конечно… Похожие на заиндевевшие кусты и раскидистые ветки… Разные-разные, голубые - красные… Моллюски, захлопывающие свои створки, если потрогать их… Чудно. Незабываемо. Ужасная, прекрасная и до боли родная каким-то запредельным для памяти узнаванием зеленая бездна.

Кин-Дза-Дза

Я очень хотела экскурсий. Но "Шарм Вояж" не хотел этого понимать. Как человек дисциплинированный, ленивый и нелюбопытный я не стала обращаться в другие фирмы, во множестве представленные в отеле, а с упорством, достойным лучшего применения, добивалась встречи с представителями "Шарм Вояжа", в котором, как мне показалось, работали одни Ахмеды. Но меня игнорировали. Меня футболили от Ахмеда к Ахмеду. На встречи, назначенные ими же, Ахмеды не являлись. Иногда они извинялись за это, чаще - нет. Но однажды случилось чудо, что-то перемкнуло в сложной бюрократической системе "Шарм-Вояжа", проводочки задымились, заискрили контакты - и через неделю моего пребывания в Египте передо мной материализовался долгожданный Ахмед! Как и полагалось инфернальной личности, говорил он кратко и таинственно. Я побыстрей записалась на три экскурсии - мотоциклы, Цветной каньон и в Каир к пирамидам, пока он не передумал проявлять ко мне благосклонность. И в тот же вечер я отправилась на "мотор-шоу". Смеркалось, когда наша раздолбанная машина типа "Газель" с развеселым беззубым водителем, стройным темноликим гидом (правильно, Ахмедом) и томной барышней из Питера прибыла в автопарк квадроциклов. Это был пейзаж, достойный "Кин-Дза-Дзы" - барханы, пустыня и Нечто посреди нее, состоящее из большого количества устрашающего вида железок и залатанной хижины. Воняло маслом и бензином. Мотоциклы были похожи на усохшие от старости и непосильного труда тракторы "Беларусь". Гид и барышня, не переставая обниматься, оседлали страшную железяку. Вторую такую же предложили мне. Куда нажимать, чтобы ехать - показали, но где находится тормоз, я не запомнила. Это мне свойственно. Тем временем окончательно стемнело. Чудесным образом мой мотоцикл меня слушался, хотя сидеть на нем было неудобно и жестковато. Я напоминала себе персонажа рекламы "А вам удобно так ходить?".

Гид с барышней ехали впереди, я за ними, с трудом видя дорогу в луче фар и клубах пыли. Дороги как таковой не было, угадывались только следы шин. Спустя какое-то время удалось переключить внимание с управления мотоциклом на окружающее. Оказывается, мы довольно быстро неслись, вспарывая тишину грохотом и треском моторов. Вокруг - темнота, угадывались только контуры зубообразных гор, мне казалось - они на горизонте, прекрасные и недостижимые. Как же я была удивлена, когда холмы вдруг обступили нас и оказались именно холмами. В глубине их нас ждали бедуины, - пара молодых мужчин и девочка, перебирающая бисерные бусы. Бедуины поболтали с гидом, принесли кальян и чай. Гид и барышня, не расцепляясь, сидели под навесом, пунктирно освещенным свечками в обрезанных пластиковых бутылках. Я устроилась на цветастой попонке под звездным небом. Бедуины посовещались и принесли свежеоструганный струнный инструмент под названием не то "джеба", не то "зеба", короче, гусли и…пустую железную канистру. И запели, аккомпанируя себе на "гуслях" и канистре. Это было потрясающе! Ночь в пустыне, крупные звезды - лампочки, силуэты холмов вокруг - будто вырезанные из фанеры декорации, огоньки в тусклом пластике - как подсветка сцены, дребезжание "гуслей", гулкий и на удивление пластичный аккомпанемент канистры, всегда современная древняя песня про хабиби…Все это было настолько сувенирно, опереточно - и вместе с тем настолько же прекрасно, гармонично и достоверно в своей непритязательности и простоте. Обратно ехали быстрее, я больно подлетала на своей железяке и пару раз опасно накренялась на бок. Видели лисицу, бегущую какое-то время в свете фар. Мне казалось, что в пустыне лисы должны быть лысыми, потому что жарко. Отнюдь, лиса была нормальной лисой, с пушистым хвостом и хитрой мордой. В Мовенпик мы зарулили как раз во время вечернего променада. Благополучные немцы в вечерних нарядах изумленно пялились на меня. В чем дело, я поняла только в номере - окрасом лица и тела я напоминала Евгения Леонова, выбравшегося из бетономешалки, - все было покрыто тонким слоем серой пыли. Таким вот монолитным каменным гостем я и прошествовала с достоинством по пафосному холлу. "Переживут буржуи", подумала я, отмываясь в душе.

Цветной каньон

Ранним-ранним утром перед отелем остановился старый джип. Я, не совсем проснувшись, с возгласом "Монинг!" полезла в гостеприимно распахнутый гидом торец машины. На лавках по бокам сидели люди. Их было много. Они молчали. Они что-то ели. Я проснулась.

В коробке, данной мне на выходе, был завтрак. Коробка отчаянно воняла кошками. Я запихнула ее побыстрее под лавку, вынула из сумки свою бутыль воды и, прихлебывая, стала осматриваться. Оказывается, нас было не так много - трое девушек, я и семья из трех человек - отец, мать и взрослый сын, похожие друг на друга, как близнецы. Но для небольшого джипчика нас все же было достаточно. С удивлением я обнаружила, что семья прижимает к груди ласты и трубки. Закралось подозрение, что я села не в ту машину - меня ведь везли в каньон, "где очень красиво и можно фотографировать", не более. Ни о каких заплывах речь не шла.

Мы ехали уже часа два, миновав несколько блокпостов. Солнце отчаянно пекло. В тесном джипе было пыльно и душно. Носатые родственники, сидевшие напротив, съев свои завтраки, с любопытством рассматривали меня. Девушки дремали. Я пила воду. Тем временем гид пробудился от крепкого сна, в который погрузился сразу же, как посадил меня в машину. Он сидел рядом с водителем и во время сна принимал такие замысловатые положения, какие человеческое тело в принципе принимать не может. Гид сообщил:

- А теперь мы съезжаем с дороги, которую построил израильский инженер, поэтому она такая плохая, и едем по другой дороге.

Другая дорога, которую не строил израильский инженер, дорогой в прямом смысле этого слова не являлась. Мы ехали по пустыне. Джип трясло. Я с тревогой прислушивалась к собственным ощущениям. Все настойчивей хотелось в туалет. Воды было выпито ровно два литра. По обеим сторонам "дороги" была пустыня, то есть даже остановив машину, вряд ли можно было найти укромное местечко для своих нужд. "Оправляться на колесо" трепетным ланям типа меня несвойственно. Я начала паниковать. Джип, подпрыгивая, несся по ухабам. Надежды не было. Отчего-то меня стал мучить вопрос, что же такое "сакля". Т.е. по рассказам Толстого и Лермонтова я помнила, что это или дерево, или хижина. "Сакля, сакля, сакля" - пульсировало в моем мозгу. Ни хижины, ни дерева в обозримом пространстве не появлялось.

Мураками говорит, - если тебя тяготит действительность - жди, обязательно что-то произойдет и изменится. Мураками не врал. Произошло. Джип остановился. Гид вылез из машины и сообщил, что дальше дороги нет, поэтому будет сильно трясти (я сейчас умру - пронеслось у меня в голове), и он радушно предлагает желающим сесть на крышу джипа и насладиться экстримом. Девушки, обрадованно защебетав, полезли на крышу. Я, в полуобморочном состоянии, выкрикивая какие-то фразы про то, что меня укачало, вывалилась из машины вместе с ними, но вопреки ожиданиям гида не полезла на крышу, а села на место рядом с водителем. Гиду ничего не оставалось, как пересесть к девчонкам. Визги и верещание на крыше не смолкали бесконечные сорок минут, джип подлетал на кочках, я с перекошенным лицом пучила глаза. Водитель, похожий усами и безумным взглядом на Чапаева, жал на газ.

Все когда-нибудь кончается. Кончилась и эта мука. Мы подъехали к долгожданной сакле у Цветного каньона. Невдалеке от хижины над обрывом находилась каменная кладка в пояс высотой, к которой я и устремилась. Вознеся хвалу Господу, я, понемногу возвращаясь в реальность и фокусируя взгляд, обнаружила в метре от себя нашего Чапаева, шумно справляющего малую нужду. Он широко, по-братски улыбался мне.

Инфернальный немногословный Ахмед не предупредил меня о том, что экскурсия в каньон - это на самом деле спуск и восхождение с нехилых гор, а также пятикилометровое протискивание сквозь каменные ущелья и исполнение акробатических трюков меж каменьями. В Цветной каньон я отправилась в шортах, футболке и изящных босоножках. Обратного пути уже не было - Чапаев с джипом ждал нас совершенно в другом месте, на другом конце каньона. Проклиная Египет, Шарм Вояж и всех Ахмедов на всем белом свете вместе взятых, я, грязно ругаясь и обдирая колени и локти, потопала вперед. В особо узких местах, отполированных боками туристов, продвигаться можно было только протискиваясь и извиваясь всем телом. В глубоких расщелинах - только опираясь на локти и ступни. В таких местах я разувалась и, как отец Федор, цепляясь пальцами ног за выступы в каменных стенах, резво карабкалась то вниз, то вверх. Остальная группа, включая гида, поддерживала меня морально и кое-где физически, так мы и сдружились. Иногда даже получалось любоваться красотами. Каньон представлял собой высохшее русло реки, в котором вода и ветер проделали разрушительную или созидательную работу, я так и не поняла. Поверхности скал покрыты красновато-коричневыми разводами, видимо, отсюда взялось название.

Дорога назад была такой же утомительной, но уже без поисков сакли, а потому намного веселей. Мы заехали пообедать в какой-то отель. Выяснилось, почему семейство прижимало к груди ласты - оказалось, можно искупаться в море. Девчонки побежали к бассейну. Еще раз помянув недобрым словом Ахмедов, я колебалась перед выбором - удивить окружающих отсутствием купальника или удивить окружающих, бросившись в бассейн в одежде.

Пока остальные плескались, наш гид, как ни странно тоже оказавшийся Ахмедом, что подтвердило мою теорию о том, что на работу в Шарм-Вояж берут только носителей этого славного имени, попросил меня еще раз повторить некоторые исконно русские выражения, которыми я оглашала Цветной каньон. Он был впечатлен их экспрессией и фонетикой. Я не долго ломалась, в свою очередь он преподал мне урок арабского ненормативного. Я старательно конспектировала.

Каир

Экскурсия к пирамидам начиналась в полночь. Дорога в один конец - пять часов. К утру мы должны были приехать в Каир. Я заняла два сиденья во втором ряду справа от водителя, благо автобус был пуст, и мы отправились собирать по отелям туристов. Часа через полтора, упаковавшись под завязку, мы наконец выехали из Наамы-Бей. Все время, пока туристы рассаживались, я делала зверское лицо в надежде, что место рядом со мной не займут. Не заняли. Устроившись поудобнее, достав предусмотрительно захваченную из отеля диванную подушку, я пыталась дремать. Положительно некуда было деть колени. Как бы я не извернулась - они мешали. Создавалось впечатление, что конструкторы проектировали салон для перевозки безногих. Свет в салоне погасили, туристы угомонились. Водитель непрерывно курил и слушал бесконечную песнь про хабиби. До сих пор в ушах стоит этот мотив: "Хабиби ая-ая-аааа-аа. Хабиби оя-оя-аааа-аа." За окнами была натуральная тьма египетская, узкая извилистая дорога в две полосы слабо подсвечивалась маленькими огоньками, автобус несся на приличной скорости, водитель перед поворотами мигал дальним светом. Почему он это делает, я поняла буквально через несколько секунд, когда среди всей этой ляпоты и уюта увидела такой же здоровенный автобус, освещенный огнями, на всех парусах несшийся навстречу по нашей полосе. Водитель, ничуть не взволновавшись, вывернул руль - и наш автобус объехал Летучего Голландца по встречной. От ужаса я зажмурилась и поклялась больше до утра глаза не открывать. Утром мы были в Каире. Я полюбила его сразу. Такое сочетание несочетаемого, такая эклектика стилей, цветов, звуков и красок, такое неповторимое и узнаваемое с первого взгляда лицо может иметь только величественный и страшноватый, мудрый и смешной, красивый и безобразный Каир. Кварталы недостроенных, но уже разрушающихся жилых домов, вырастающие из куч мусора. Потрясающей красоты колониальные особнячки на набережной Нила. Фелюги с бедуинами, плавающие по Нилу с логотипом Pepsi на древних косых парусах…Дороги без светофоров, забитые непрерывно сигналящими старыми машинами, медлительные верблюды и невозмутимые ослики, идущие в потоке автомобилей, как полноправные участники дорожного движения. МакДональдсы, мечети, жилые дома, лавки, рестораны… Толстые школьницы в длинных юбках, стайки мальчишек с драными ранцами, мужчины в галабиях возле лавок, созерцающие происходящее… Очень жаль, что времени на бродяжничество по городу у меня почти не было, - автобус наш резво носился от лавки папирусов к лавке с маслами, но то, что проплывало за окном и то, что я впитала в себя во время коротких вылазок останется со мной навсегда. Как-то неожиданно жилые кварталы кончились - и слева выросли пирамиды и сфинкс. Для меня потрясением было то, что они расположены рядом. Гид агитировал народ идти в маленькую пирамиду, "потому что там все такое же, как и в пирамиде Хеопса, только дешевле". Туристы охотно соглашались. Но я-то хотела именно в пирамиду Хеопса! Пожилой гид по имени … конечно, Ахмед (впрочем, он просил называть себя дядей Мишей, и это, да еще отличное знание русского языка выделило его из стройных рядов Ахмедов Шарм-Вояжа) взял с меня честное слово, что к часу Х я присоединюсь к группе, возглавил колонну наших туристов и направился к пирамиде Маат. Я побежала к Хеопсу.

Размеры пирамиды меня потрясли. "Это не могли сделать люди", - пронеслась мысль. Вход, расположенный, казалось, совсем невысоко, оказался на высоте нескольких метров. Я вскарабкалась по каменным блокам и ступила внутрь. Передо мной лежал плохо освещенный туннель, круто уходящий далеко вверх. Передвигаться в нем можно было только согнувшись и прижав колени к груди. У меня клаустрофобия. Я боюсь замкнутого пространства, но тщательно это скрываю от окружающих, чтобы не натыкаться на брезгливое любопытство или ненатуральное сочувствие. Я боюсь летать самолетами, ездить в поездах, спускаться в метро. Боюсь, но летаю, езжу, спускаюсь. Если вагоны останавливаются между станциями, я стискиваю зубы и покрываюсь холодным потом. Здесь же передо мной лежал именно такой туннель, но задранный кверху и вызывающий еще больший ужас своей теснотой и неизвестной глубиной. Мне очень, очень хотелось побывать внутри пирамиды. Я бы не простила себе, если б не смогла зайти внутрь. Я пошла. Внизу настелены доски с поперечными планками, чтоб не скользили ноги. Темно, душно, страшно. Стенки туннеля отполированы руками и боками многочисленных туристов. Подумать только, сколько же народу преодолело этот путь. Мысль об этом меня ненадолго воодушевила. Через несколько десятков метров мне совсем поплохело, сердце выпрыгивало из груди, я задыхалась, но упорно переставляла ноги. На следующем пролете я потеряла сознание. Видимо, на несколько секунд, потому что упасть я не успела, а только обвисла на перильцах. Повернуть назад было, наверное, разумнее, - оттуда доносились приближающиеся голоса, на стыках пролетов разминуться двоим было вполне возможно, но я уже плохо соображала и тупо ползла все вверх и вверх. Еще раз отключившись, пришла в себя я от того, что меня трясет какой-то дядя. Меня догнали те, кто шел следом - пара голубоватых итальянцев и их египетский гид, который, собственно, и хлопотал надо мной. Взяв меня за руку, он помог мне преодолеть последний пролет - и мы оказались в полутемной комнате с пустым саркофагом. Добрый дядя не оставил меня, пока не убедился, что я адекватна, и только потом приступил к своим обязанностям - стал объяснять любопытствующим итальянцам принципы строительства пирамид и особенности их вентиляции. Помимо нас, в комнате находились две тетки вполне безумного вида, сидящие за саркофагом в позе лотоса и читавшие мантры, и два японца, одинаковых с лица. Приглядевшись, я обнаружила, что это юноша и девушка, причем друг с другом явно не знакомые. Я стояла, прислонившись к прохладной каменной стене. Стена вибрировала. Все пространство было наполнено гудением. То ли это звучали голоса находившихся там, усиленные акустикой, то ли я от потрясений, надорвавших слабый мозг, галлюцинировала - но я могу поклясться, что стена именно вибрировала. Происходящее казалось абсолютно нереальным. Ощущение времени и пространства исчезло. Из транса меня вывел японец, попросивший сфотографировать его на фоне саркофага. Я посмотрела на часы. Вопреки рассказам, они не остановились. Пора было выходить. Обратный путь был намного легче и веселее и даже, кажется, короче. Выбравшись наружу, я от души порадовалась небу, солнцу, воздуху, пространству вокруг, в общем - жизни… Дальше был Каирский музей, по которому с криками "давай-давай!" резво носился наш любимый дядя Миша, очень кстати оказавшийся профессором-египтологом. У нас было всего два часа, но я не сомневаюсь, что он выбрал самые интересные и значительные экспонаты, знакомые всем по учебникам истории и оттого родные. Маска Тутанхамона, статуя писца с халцедоновыми глазами, головка Нефертити, многочисленные изображения Анубисов, Озирисов и Священных Анков радовали глаз узнаванием, как фотографии из семейных альбомов. На прощание в приступе фамильярности я похлопала по каменной ступне одного из фараонов, охранявших музейный вход.
- Я еще вернусь. - Интимно шепнула я и трусцой побежала догонять группу. Хляби небесные не разверзлись. Фараон невозмутимо молчал.

МММ

Рейс на Москву задерживали. Зал вылета беспокойно шевелился, ругался по-русски и торговался в пыльных лавках дьюти фри. Изо всех углов неслись песни с сакральным "хабиби". Гулко и неразборчиво объявлялось что-то по-арабски. Русский народ замирал, морщил лбы - и после паузы с новой силой негодовал. Вдруг все вокруг стихло. Передо мной стоял Мужчина Моей Мечты. Он был высок и широкоплеч. В черных очках. Стильная щетина покрывала волевой подбородок и бугристый череп. Он читал Ромена Гари и отхлебывал из литровой бутыли Кампари. Он был похож на тиранозавра. Он был прекрасен. МММ кивнул мне и протянул бутыль. Мы беседовали, как давно и хорошо знакомые люди. Мы пили Кампари и заедали растаявшими горошинами М&М. Он рассказывал о своем безбашенном двухнедельном путешествии, я - о своем. Мы говорили о жизни и судьбе, о мистике и о Гари, о прыжках с парашютом, о яхтах, погружениях и пирамидах. Объявили посадку.
- Не спеши. - Повелительно произнес он.
- Нам достанутся самые лучше места. Верь мне. Я верила ему. Я с обожанием внимала ему. Мы уже порядком захмелели.
- Не бойся. Я поддержу тебя. Мы будем поддерживать друг друга, ведь так?
- Так! - Преданно поддакивала я. - Его слова падали мне в душу. О, коварный. Он знал заветные слова, которые ждет каждая женщина. Впереди нас ждало как минимум четыре часа совместного полета. Мы уже откладывали темы для обсуждения "на потом". Будущее обретало форму. Очередь на посадку рассосалась. Зал вылета дрожал в розоватом тумане нежданно обрушившегося на меня женского счастья. Мы бок о бок, стараясь не очень раскачиваться, направились к выходу. Люди в фуражках, принимая у нас билеты, вдруг обеспокоенно забормотали. Что-то нарушилось в безупречной радужной картинке. Меня пропустили на летное поле и повели к автобусу, а МММ вдруг стали оттеснять в другую сторону. Мы рванулись друг к другу, но люди в форме знали свое дело. Оказывается, МММ летел другим рейсом! Я отказывалась это понимать. Как же так? А четыре часа положенного мне счастья? Судьба была несправедлива ко мне. Я была потрясена ее вероломством. Махнув на прощание рукой, я укатила в пустом автобусе к моему самолету. Пристегнув ремень и надев темные очки в знак скорби по своей несбывшейся любви, я заплакала. Я плакала о том, что так и не узнала имени МММ. И я осталась для него неизвестной. Я плакала о том, что времени на познание всегда не хватает, его всегда мало. Я плакала о неожиданно оборвавшемся празднике и о непременной боли расставания. О том, что чужое вдруг становится родным, но все равно рано или поздно мы расстаемся, мы вынуждены расставаться, потому что одиночество - это привычное и единственно нормальное состояние человека… Вообще-то я плакала о Египте, так и не познанном мной до конца за это короткое время нашего знакомства. Слезы были вкуса Кампари. И я точно знаю, что когда-нибудь снова соберусь ехать в Испанию. Или во Францию. Но окажусь в Египте. Потому что мы непременно должны встретиться еще раз.