ПОТОКИ ИНДИИ

СЕМИРА

ПОТОКИ ИНДИИ

— взгляд на Индию глазами астромифолога —


АННОТАЦИЯ:
Это рассказ об Индии и ее богах — где информация изложена живым языком и иллюстрируется картинками быта. Он будет полезен тем, кто интересуется духовной культурой Индии или хотел бы туда поехать.
Кто такая Мать-Дурга, на каждой горе носящая разные имена? Почему "продвинутые" йоги до сих пор разгуливают по улицам с трезубцем Шивы в руках, а современные граждане не перестают молиться богу-обезьяне совершенно так же, как христиане — своим святым? Очевидно, настолько глубок символический смысл этих образов, что не исчерпан до конца рациональными веяниями современности, и носителю иной культуры, который не чувствует его от рождения, следует отнестись к нему с философским вниманием.

(12 печ. листов, около 300 с. с фотографиями -- заинтересованные в публикации этой книги или в предложении стать их гидом в поездке по Индии могут обратится к автору по тел. (812)245-07-28 или по еm: [email protected])
Авторская справка:
СЕМИРА (лит.псевдоним) — Щепановская Е. М., закончила филолог.фак.ЛГУ, писатель, астролог с 20-летним стажем, переводчик, преподаватель, основная тема исследований и книг — история мифологического сознания. Автор около 20 книг по астрологии, мифологии, символике и философии, кот. в основном выходили с 1992 по 1998 гг. в соавторстве с супругом В.Веташем. (Информацию на эту тему можно посмотреть на сайте: www.astrologer.ru/ Единомышленники/ Семира и В.Веташ)


СОДЕРЖАНИЕ

ЖИВЫЕ ПОТОКИ ИНДИИ. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
По Ганге на Восток. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мать-Ганга. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Чудотворец-Шива. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Воительница-Дурга. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Старые и новые храмы Индии. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Бенгальский залив. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Джаганатх и воплощения Вишну. . . . . . . . . . . . . . . . .
Солнце-Сурья и боги-планеты. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
О Кама-сутре. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Кришнаизм — религия любви. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Храмы Бубанешвара. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Буддийские места Индии. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Через Агру на Запад. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ашрамная жизнь. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Кума Мела в Хардваре. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Храм Синей Шеи: амрита и яд. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
О Раме и его помощнике Ханумане. . . . . . . . . . . . . . .
Омовение. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
День интернациональной дружбы. . . . . . . . . . . . . . .
Гималаи . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


ЖИВЫЕ ПОТОКИ ИНДИИ

Я путешествовала по Индии как мифолог и астролог — и нашла там больше, чем ожидала. Я увидела то, о чём не пишут журналы и что не успевают раскрыть телепередачи: в жизни ощутив её мифологию — и через быт восприняв её религиозную духовность, которая у нас — удел искателей.
Жизнь в Индии похожа на праздник — особенно по вечерам, когда открываются храмы, проводятся церемонии разных религиозных течений и концерты. Там действительно много праздников — и куда бы вы ни поехали, в любое время года вы встретите их. Индия — страна, где можно отдохнуть: особенно измученному жителю нашей страны, привыкшему каждый день, с утра до вечера, сталкиваться с препятствиями.
Мы уже не замечаем этого, но когда возвращаешься в Россию, возникает впечатление, что все постоянно сражаются друг с другом: каждой фразой, каждым жестом мобилизуя соседа на борьбу. Конечно, таков наш климат: люди будоражат друг друга, чтобы не впасть в спячку посреди снегов (как это делали зимой древние угро-финны, жившие на нашей территории). Мы словно нарочно перед каждым действием воздвигаем себе барьер, чтобы потом с размаху его преодолеть. Мы ходим по улице в броне, потому что ждем психологического удара от первого встречного. Мы и дома не снимаем её. Мы так привыкли — но когда борьбы нет, какое же это блаженство!
Индия — страна культуры ненасилия, что очень заметно в бытовом общении. Её образ жизни ярко отражает древнеиндийский миф об освобождении потоков, скованных змеем Вритрой. Змей — главное воплощение мирового зла — создал запруды, ставшие преградой на пути рек. Чтобы освободить воды жизни, родился сильнейший из богов: громовержец Индра. В мировой битве грозы он разрубил змея на части, вернув земле плавное течение вод, а вместе с ним — процветание.
В Индии реки обожествляются как матери, и люди поклоняются им: может быть, для того, чтобы они не забыли о своей хранящей роли, и змей Вритра никогда не смог овладеть течением жизни. Реки, текущие к океану с Гималаев,— важные артерии индийского региона. А если на пути горной реки: как и всякого жизненного потока — образуется запруда, это приведет к катаклизмам. Накопившиеся воды хлынут бурной лавиной, смывая всё на своем пути. И Инд, и Ганг неоднократно меняли русло, предавая запустению прежде цветущие города. И этот миф имеет исторические корни — но его символический смысл актуален и поныне.
Индия — страна, где поток жизни течет свободно. Он спокоен и нетороплив, его почти не затрагивает бешенная гонка современной цивилизации. От этого плавного ритма у европейца порой возникает завистливое ощущение, что индусы отдыхают, вместо того, чтобы работать (мы как нарочно все время что-то "делаем"! а они — просто живут. Их праздник жизни — для них самих, а не для иностранцев: в этом мы на них тоже непохожи. Хотя в целом Индия для России — куда более родственная душа, чем Европа.)
Если специально не ездить в многоэтажные кварталы больших городов (Бомбея и Калькутты): чтобы "полюбоваться" американизацией, заполонившей наш земной шар,— то кажется, что жизнь в Индии мало изменилась за последние две-три тысячи лет. По улицам ходят типажи, жившие в Европе разве что в эпоху Христа. Народу в Индии много — почти миллиард, и старые улицы такие тесные, что машина там не проедет — только рикша (велосипед с прицепом или крытый мотоцикл с кабинкой). Попадаешь в толпу — но это не вызывает неприязни: столь экологичны люди, с мягкой психикой, лишенной острых углов, о которые мы боимся пораниться. Так нас не разражает, что в лесу много деревьев: пусть их будет больше! В Индии возникает удивительное чувство комфорта и безопасности: отчего многие, побывавшие там, воспринимают её как родину.
В этом есть истина: ведь это одна из древнейших цивилизаций, где люди жили с незапамятных времен (и уже 7 000 лет назад там существовала так называемая культура Джармо). Наше тело и душа не столь привычны к жизни на уровне полярного круга. Древние люди не случайно селились в таких местах: В Индии очень ровный климат, и организм адаптируется к нему мгновенно. 5-6 часов на сон с лихвой хватает, возникает естественная привычка вставать с восходом солнца. Приезжающим туда почти не требуется аклиматизации (и напротив, вернувшись в Россию, люди нередко болеют). Может, вся причина нашего неумения жить, резкости преобразований и узости идеологического формализма — в нехватке энергии, хотя это не оправдание, конечно...
Солнце делает свое дело: я чувствовала, что мой энергетический уровень подпрыгнул как никогда — и в первые дни спала по нескольку часов, заставляя себя спать. Именно солнце — причина яркой красочности Индии: другой угол преломления лучей света (и когда я вернулась, то видела всё как будто бы в дымке: и казалось, что кроме серого и голубого у нас другие цвета отсутствуют). Солнечный ультрафиолет убивает микробы: через полчаса даже коровья лепешка, оставленная священным животным, становится сухой и стерильной (и индусы из них строят хижины). Так что слухи о "грязной Индии" сильно преувеличены. Меня поразило, сколько грязи я по приезде увидела и ощутила в Ленинграде: в одной нашей пыли 80% свинца! В Индии же загрязняющих производств почти нет, и воздух чистый, как и земля — и конечно же, артерии рек. Наиболее уникальна Ганга из-за большого содержания серебра. В предгорьях она светло-изумрудная и производит впечатление кристальной чистоты.
Следуя предупреждениям, я поначалу покупала воду в бутылках (mineral water) — но потом поняла, что точно такая же вода течет из-под крана в гостинице и её же дают в столовой. И в конечном итоге, когда я ездила на велосипеде в сельской местности, я пила воду даже из колодцев — как в России. Может, американец, привыкший к пятизвездочным отелям, и заразился бы на моем месте всевозможными болезнями — но не русский, привычный к бытовым условиям нашей, теперь уже не такой необъятной, родины. Недаром говорят: что для русского хорошо, для немца смерть.
Пища у индусов очень острая — без воды не съешь, приходится запивать каждую ложку, но специи тоже дезинфицируют. Расстройство желудка вызывали только экзотические фрукты: лучше есть привычное. Например, самуса — пирожки с картошкой или "milk cake" — сладкие творожные шарики разных цветов. И конечно, чай: в Индии его варят всегда с молоком и специями, наливают обычно в одноразовый глиняный горшочек, а пирожки кладут на тарелочку из листьев. Эту природную посуду потом бросают прямо на землю, и коровы подъедают остатки вместе с тарелками. В результате все чисто — и если посмотреть на вещи непредвзято, нам останется лишь позавидовать индийской экологической ситуации.

Для тех, кто хотел бы поехать в Индию, несколько слов о городах. Железнодорожный вокзал в Дели — и улица Main bazar, куда прежде всего едет наш человек из Аэропорта, чтобы переночевать и купить билет на поезд — это, пожалуй, одно из худших мест в Индии — впрочем, как и наши вокзалы. Здесь и вправду возникает ощущение базара: скученности народа и хаоса, в котором ничего не понять, в первый момент вызывающего шок у всякого, кто не был на Востоке. Лучше там не задерживаться: подолгу там живут лишь наркоманы.
В Дели можно пешком догулять до площади Конат Плейс (Cognat Place), Индийских ворот (Indian Gate) и Обсерватории 18 века. У индийских ворот показывают ручных змей, выманивая у иностранцев рупии. Можно поехать на экскурсию по городу или делать покупки, но не на центральной площади, а лучше там, где написано "Sale" ("Распродажа"). В магазинах, где не написаны фиксированные цены, стоит торговаться: тем более что от общения с продавцами получала удовольствие. Не нужно чувствовать себя выше: совсем не обязательно быть "мистером" и "мадам" — хотя бы потому, что за это придется выложить лишние деньги.
Отношение индусов к иностранцам напоминает наше: для своих цены одни, для чужих — другие. Индусы убеждены, что у иностранцев много долларов. И они правы, если сравнить минимальную зарплату американца (тысячи полторы долларов в месяц) с доходом среднего индуса (50-100 долларов в месяц). Положение среднего жителя нашей страны не лучше, если учесть наши цены, налоги, плату за квартиру и необходимость иметь теплую одежду. Цены на транспорт, питание и одежду в Индии значительно ниже наших. Индусы не верят в нашу необходимость экономить и жалуются, что мы не даем им, бедным, заработать. Но продавцы блюдут свою выгоду, и если вы не захотите платить в десять раз дороже, вам в конце концов предложат то же самое по местной цене.
Отчаянно желая заработать, любой рикша вызовется вас подвезти, хотя может не знать, куда ехать, и высадить не в том месте. Полезно, не стесняясь, предупреждать: если довезете не туда, я не заплачу,— тогда, покатав вас по городу, он будет считать своим долгом хотя бы потом найти того, кто довезет, куда нужно. В целом же манера пообещать и не сделать (так же как посмотреть и не купить) более присуща русским, чем индусам: и если продавец долго демострирует вам товар, то будет обижен, если вы ничего не купите.



ПО ГАНГЕ НА ВОСТОК

Наш маршрут был из Дели на восток: вдоль Ганги к океану, на бенгальский залив; а потом на север — в ашрам в предгорьях Гималаев. Посещением ашрамов лучше заканчивать поездку: отчасти потому что любой гость там расслабляется настолько, что никуда более ему ехать не хочется. А ещё потому, что невозможно понять духовную жизнь Индии без понимания самой страны.
Если привычное нам христианство опирается на догмы, и его монументальные храмы нередко подобны навеки застывшим египетским пирамидам, в Индии духовность растворена в самой жизни. Святы реки, на всем протяжении которых каждый день совершаются службы. Святы горы и пещеры, где, как и тысячу лет назад, живут отшельники. Святы деревья, отмеченные особой милостью Шивы, оставившего под ними свой лингам в виде круглого камня. И вправду река будет святой, если тысячелетия называть её Матерью — в ежедневном ритуале пуджи сохраняя древнее осознание важной роли водных артерий в жизни человека! А мало ли гор и деревьев с круглыми камнями, где природа дает повод основать храм? Не стоит торопиться называть это язычеством: такое восприятие поддерживает не только экологию страны и бережное отношение к жизни, но душевную непосредственность и чистоту отражения настоящего момента, дающую возможность постоянного рождения чего-то нового.
Индуизм можно назвать самой живой религией человечества. Это религия, в которой самые древние формы веры сосуществуют с неизменной нацеленностью в будущее, отчего на его почве легко возникают не отрицающие его сути и его корней новые религиозно-философские направления, которые и открывают европейцам индийские монастыри — ашрамы.


МАТЬ-ГАНГА

Мы посетили сначала Варанаси/Бенарес — старинный культурный центр, протянувшийся вдоль высокого берега Ганги крутыми ступенями домов и храмов. Здания пирамидально уходят ввысь: летом, в сезон дождей, Ганга разливается, и вода поднимается на несколько метров. Низменный берег пустынный.
На восходе солнце освещает высокий берег, и город особенно красив с реки (а владельцы лодок всегда к услугам туристов). В дневную жару берег пустеет, а на закате вновь становится центром культурной жизни. В близлежащих улицах допоздна работают лавки (Варанаси — центр шёлковой и хлопчатобумажной продукции, и индийскую одежду стоит покупать здесь, где она дешевле). Тут же рядом открываются храмы, на берегу проводятся концерты и всевозможные церемонии разнообразных религиозных направлений. Бенарес — родина ситара и Рави Шанкара, и там проходят фестивали ситарной музыки. Индусы неизменно называют Бенарес святым городом, и с этим трудно не согласиться.
Дважды в день здесь проходит пуджа Ганге. Священнослужитель внизу у воды, окружающие отвечают ему со спускающихся сверху амфитеатром ступеней. Потом они нисходят к матери-Ганге и опускают в темную воду зажжённые свечки на тарелочках из листьев, украшенных цветами: за души своих родных — совсем так же, как мы ставим свечки в церкви. Детишки подрабатывают, предлагая тарелочки иностранцам, и просто пускают их плыть в своё удовольствие. Чтобы отдохнуть, я присела на камень, свесив ноги в воду,— тут ко мне подошла девочка лет семи с тарелочками и, хоть я начала отказываться, спросила: а кто у меня есть из родственников. "Родители, брат..."— отвечала я, застигнутая врасплох: как долго я не думала о них,— и три свечки поплыли по воде. Девочка была вполне убеждена, что мама-Ганга заботится обо всех: об иностранцах тоже. Её, казалось, не беспокоило, что мои деньги остались у моих спутниц наверху. "Вы такая красивая",— сказала она, разглядывая меня с любопытством, которое больше походило на любовь. "Ты тоже,"— улыбнулась я и почувствовала, как слёзы навертываются на глаза.— "Ты похожа на мою дочь..."
В чём загадка того, что это священнодействие на реке так трогает сердце любого, кто его видит? Может, в том, что из-за отсутствия столкновений чувства раскрываются, и душа снимает свой бронежилет? Или в изначальной естественности этой забытой нами древней церемонии? Когда в белые ночи в Ленинград приезжал руководитель ашрама, где мы были потом, он поклонился Неве, коснувшись её воды: и сделал это так естественно, что гуляющие жители нашего города рядом с ним показались иностранцами. Они словно не знали, зачем они тут: что им делать и как относиться к Неве, любоваться которой они пришли. Глядя на это, сопровождающая нашего индуса колумбийка сочла, что в белые ночи по городу ходят в основном туристы. Мы не стали их переубеждать...

Ганга является средоточием и других церемонией. Наиболее известен Бенарес ритуалом сжигания умерших: души которых мать-река потом уносит к океану, принимая под своё покровительство мертвых, как и живых. Недаром она течёт с высочайших гор мира — согласно мифологии, с небес — к океану: где возникла жизнь и который объединяет своими водами всю землю, сливая души людей в космическое единство. Символически, Ганга — река жизни, совершающая мировой круговорот. В специально отведённом месте близ храмов сложены поленницы хвороста; покойников обмывают в воде, сжигают, и пепел уносит вода. (Мы видели это с лодки, проплывая мимо: это столь по-бытовому просто, что не вызывает никаких особых чувств; а что меня поразило, так это чистота и свежесть воды даже вблизи места этой церемонии.)
К Ганге выходят праздничные процессии. В первый же вечер нас удивило великолепие семи повозок: на одной из них возвышались куклы в человеческий рост, на других ехали люди в красочных нарядах. Мне объяснили, что это одно из вишнуитских течений проводит праздник. Девушка, одетая Ситой, ехала рядом с колоритным стариком, который изображал царя Даширатху: они иллюстрировали эпос о герое Раме, спасшем свою супругу Ситу — а вместе с нею и весь мир — от демона Раваны. На слоне восседал руководитель. Рядом шли молодые люди в оранжевом и раздавали рисовый прасад. Колонна трижды описала круг у реки.


ЧУДОТВОРЕЦ-ШИВА

Плотно застроенный домами берег в Варанаси чередуется с широкими проходами к реке: они называются гхат'ы, и главный из них, Кедар гхат (Main ghat для иностранцев) — назван по имени Кедарнатха: великой формы творца Шивы, ко храму которого подводят высокие ступени от реки. Другим концом он выходит на обычную узкую улицу: его даже можно не заметить. В центре его алтаря стоит шивалингам — самый частый атрибут индуистских храмов. Священнослужитель поливает его водой матери-Ганги ("оплодотворяет"!) и краской ставит на лбу прихожан точку-тику. Она различается в разных храмах — и по её виду понятно, кого из богов сегодня почтил человек. Когда, посетив этот храм, я потом выясняла дорогу, какой-то индус, раздаваший рекламу ситарных концертов на реке, спросил меня: "Вы любите Шиву?"
Шиву нельзя не любить: он — тот, кто сочетает древность индуизма с его современностью. Повсюду можно встретить повященные ему деревья с ленточками и лежащие под ними раскрашенные камни-шивалингамы. Вроде бы ничего особенного, если не знать, что поклонение камням и деревьям — форма религии, присущая первобытному миру. Она напоминает о тех незапамятных временах, когда человек стал использовать камень как первый инструмент — а булыжники, покрашенные красной охрой и имитировавшие убитых зверей, помогали ему в репетиции охоты: древнейшей религиозной церемонии людей. От этой древней веры в волшебство камней идёт современная любовь к талисманам и легенды о сокровищах, приносящих их владельцам удачу и власть над миром — которую первобытному человеку дал взятый в руку кремень.
А дерево — давало кров и согревало. Оно хранило огонь, разгоревшись от молнии, а потом — от разведенного костра. Огонь, некогда воссылавший жертву к небесам, и ныне играет роль в ритуалах индусов. На другой вечер, когда мы шли по берегу Ганги, мы увидели в темноте большой костер, вокруг которого проходила какая-то церемония: мне не удалось её толком рассмотреть, так как мои спутницы заметили, что в этой толпе женщин нет, и решительно повернули обратно. Вероятно, это была шиваитская церемония. Потом, в Пури, я видела костры по четырем сторонам храма Кали.
Почитанию камней и деревьев — сотни тысяч лет. Покинув деревья джунглей ради простора саванн и освоив землю, люди обожествили небо, заранее предупреждавшее их о завтрашней погоде — но это не уменьшило их пиетета к деревьям. По древним поверьям, боги спускались к человеку с неба по деревьям, когда-то бывшим его домом (о чём напоминают папиллярные узоры: линии судьбы на наших ладонях, присущие лишь древесным животным — и человеку). Потому мы и сегодня не можем лишить себя подсознательной надежды, что если завяжем ленточку на дереве близ какого-нибудь святого места, нисходящее туда божество исполнит нашу просьбу. Такие деревья есть по всему миру, в том числе и христианскому — но, быть может, только в Индии их можно видеть прямо на улицах городов или тропинках деревень: и камни подчеркивают их святость. Такое дерево может прорасти сквозь крышу храма или теснить ближайшие постройки — и никто не подумает его срубать.
Почему в Индии эти волшебные деревья посвящены Шиве, и камень стал его фаллическим символом? История такова: после того, как человек осознал и стал почитать природу вокруг себя — гром, ветер, солнце — и наделил природные силы символическим смыслом, обожествив их, он захотел возыметь над ними власть. Шива — аскет, помогающий людям овладеть силами природы. Эта идея объединяет главную триаду индуизма: творца-Брахму, созидателя-Вишну и разрушителя-Шиву.
Появление Брахмы — бога закона — связано с развитием брахманизма: ритуальной стороны религии, как метода возобладать над невидимыми силами, и наладить с ними взаимодействие. Ритуалы заставили богов уступить человеку, они стали выше богов: так над ними возвысился Брахма, олицетворивший сами обряды и воплощенное в них знание, и оформилась каста брахманов. Женой Брахмы стала Сарасвати — богиня речи, азбуки деванагари и Вед. Его символ — белый лебедь: птица, зимой летящая на юг, а летом — на север, обозначая закон чередования времен и равновесие жизни и смерти. Брахме принадлежит все знание о мире, а потому и наша сознательность. В мифе о сотворении он рождается из лотоса, вырастающего из пупа спящего Вишну, плавающего в вечности по мировому океану на спине змея Шешы (образ змея — ипостась Шивы). Так просыпается из небытия разум. Неслучайно Брахме сопоставляется гуна саттва: ясность — название которой родственно нашему слову свет.
В образе Брахмы культура оградила людей от произвола стихийных сил: древнейших "языческих" богов индуизма. Но сама внутренняя энергия, дающая возможность человеку быть независимым от качественности мира, оставалась древней, природной, магической. Ею продолжал владеть самый могучий из богов — Рудра, яростный бог весенних гроз, сексуальных игрищ диких зверей и плодородия. И хоть был он демоном-асуром, но силой доказал свое право участвовать в жертвоприношении светлых богов, разметав их жертву и угрожая уничтожить все на свете, если они вздумают обходиться без него. Поскольку его энергия становилась отчасти управляемой и в лоне цивизизации приносила пользу человеку, он получил эпитет Шива — "благой, приносящий счастье". Шиве стали поклоняться те, кто взращивал в себе силу: йоги, пытавшиеся установить контроль над жизнью не извне, а изнутри, не с помощью культурных средств, а прямым путем, физически.
Так Шива дополнил Брахму, воплотив внутреннюю способность человека к трансформации. Шиве условно сопоставляется гуна раджас, неслучайно созвучная нашему слову "страсть". Исполняя аскетические обеты, герои получают от него силу, дающую им власть даже над дэвами-богами. Сопутствующий Шиве бык Нандин олицетворяет могучий потенциал его энергии из глубины веков, а традиционно обвивающие шивалингам змеи, меняющие свою кожу, символизируют вечное обновление жизни. На берегу Ганги обращает на себя внимание открытое святилище Шивы, где в окружении множества лингамов стоит его раскрашенный бык — Нандин. И тут же на пристани, среди лодок, бродят похожие на него коровы...
На новых храмах символ Шивы — ом, звук постоянного творения, всегда присутствующий во всем. Танцем на груди убитого асура, который также часто живописуют скульптуры храмов, Шива разрушает и строит миры, и с силой его не может тягаться никто. Однажды Брахма и Вишну заспорили, кто сильнее, тогда перед ними возник огромный пылающий шивалингам. Лебедь-Брахма пытался взлететь до его вершины, Вишну, обернувшийся вепрем (одно из его воплощений), чтобы достать до основания — но цели они не достигли. Энергия Творца бесконечна, она исходит из бесконечности и устремляется в нее.
Ом замещает более древний атрибут Шивы — трезубец. Это неизменный атрибут йогов, и в Варанаси я видела даже, как йог ехал на велосипеде, держа в руке трезубец: в сутолоке индийской рыночной улицы ему это не мешало.
Для западного взгляда трезубец Шивы делает его похожим на Нептуна. В верховьях Ганги — в Ришикеше — статуя Шивы даже сидит на помосте над рекой, держа в руке трезубец. В ипостаси змея Шеши Шива плавает по пустынным водам мирового океана до начала творения мира. Однако сексуальная символика сближает его не с морскими, а с подземными водами и энергией недр Плутона. В любом случае древняя символика трезубца напоминает о третьей, невидимой власти за гранью этого мира, за пределами Неба и Земли, которая вызывает к жизни даже то, чего еще не было и быть не может. Способность к регенерации делает Шиву целителем и чудотворцем — что и подтверждают его волшебные деревья с ленточками.
Хорошей иллюстрацией этих его качеств на уровне современного бытового восприятия служит индийский фильм, сделанный в западном ключе фантастического боевика (его показывали у нас по телевизору). У девушки убивают жениха в день её свадьбы. Обезумев, она бросается в храм Шивы и в экстатическом танце, с трезубцем в руках упрекает творца в несправедливости. Желая слиться с любимым, она разбивает голову о камни храма. Но у молодого человека есть друг — врач-экспериментатор: он тщательно сохранил его тело и мозг, в надежде узнать имя убийцы. Подобрав девушку и убедившись, что её сознание восстановить уже нельзя, он решается пересадить в её голову мозг её жениха. Операция проходит успешно. И заново рожденное существо с удесятеренной силой расправляется со своими врагами: которые в свой предсмертный час с ужасом узнают убитого в его очаровательной невесте. Что и говорить, без Шивы тут не обошлось!


ВОИТЕЛЬНИЦА-ДУРГА

Другой повсеместно почитаемый образ — Кали-Дурга, к которому у западных людей не всегда верное отношение. В одном из центральных проходов к реке, рядом с алтарём матери-Ганги с кувшинами воды в каждой руке, обращает на себя внимание её несерьёзно-маленький и отделанный кафелем алтарь. Кали изображается чёрного цвета, с высунутым красным языком, окрашенным кровью её жертв; на её шее — ожерелье из черепов. Этот её традиционный вид не должен пугать гуманистически настроенного туриста. Ведь это — мать-земля (недаром её именем названа Калькутта) и десятирукая защитница богов, держащая в руках все их оружие и сражающаяся с асурами — первичными энергиями, побеждая которые, она творит материю мира. Она уничтожает их свободу и беспредельность — и её земные творения конечны: дети Земли возвращаются в землю. В ипостаси богини времени, Каларатри, она разрушает мир, помогая Шиве — но сохраняет для вечности семена всего живого, как старшая хозяйка в доме (последнее сравнение — образ индийского мистика Рамакришны). Её материя и время хранят качественность мироздания, вновь и вновь воспроизводя его таким, как оно есть.
Из храмов, которые стоят не на реке, наиболее примечателен старинный храм Дурги. Он красно-оранжевый снаружи и темный внутри. Резные колонны поддерживают крышу центрального алтаря, где висят колокола разного размера. Верующие дотрагиваются до них при подходе к святыням, и обходят вокруг стен алтаря, в углублениях которых стоят почерневшие от времени статуи (их обычный набор — Шива, его жена Парвати, их сын слоненок Ганеша), и прикасаются к ним, как христиане — к иконам. А у входа и в первом пределе храма продаются цветы и гирлянды, которые бросают богам, украшения и даже воздушные шарики. Эта внешняя детскость странно и радостно контрастирует с внутренней вековой мрачностью храма. Но Дурга — мать, и люди для неё — дети. Такое сочетание старых стен и новой жизни очень типично для Индии.
У входа на ступеньках этого храма неизменно сидели полицейские — они охраняют все древние святыни. Прежде всего от иностранцев: индусы консервативны в своих чувствах. В сумерках, в разгар вечерних служб я прошла мимо них беспрепятственно, даже в мыслях не имея, что кто-то может меня остановить. Но днём, когда мои спутницы с сомнением осматривали храм: можно ли туда войти, блюстители порядка нас не пустили.

Недалеко оттуда — храмовый комплекс Ханумана, который тоже стоит посетить. За высокими воротами два здания, желтое и голубое. Оба низкие — так как обезьяний бог Хануман символизирует тело, и алтари практически на улице. Вместо обычных статуй, здесь иконы: порой тёмные от времени, они похожи на христианские — и само это место мне по духу напомнило наш Никольский собор. На иконах хитроумный Хануман, выручающий героя Раму в борьбе с силами зла, одним пальцем подымает гору, летает по воздуху и не боится стихии огня. Этот хвостатый бог и вправду имеет что-то общее с нашим чудотворцем Николой Морским, спасавшем моряков от стихии: может, потому, что и ему молятся об исцелении и практической помощи. А молятся индусы поразительно похоже на нас — вероятно, люди вообще одинаково обращаются к Богу на разных концах Земли (особенно если взять индивидуальное содержание молитвы).
Нам, по культуре православным людям, не так легко понять, что индуизм и христианство — одно и то же. Это можно доказывать долго и безрезультатно, но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Храм Ханумана показался мне самым подходящим местом, чтобы это ощутили мои спутницы. И это удалось!
Сама я прогулялась к храмам Дурги и Ханумана в первый же день вечером, пока мои спутницы отдыхали в гостинице. Попала я в них не сразу: рикша, вместо того, чтобы отвезти меня, куда я просила, предложил показать фабрику по производству изделий из шелка — и хотя я упорно отказывалась, все-таки привез меня туда. Слова, что я ничего не собираюсь покупать, успеха не имели: “Вы только посмотрите!” Глядя на иностранку в сари, то же самое сказал и хозяин лавки — и проводил меня в мастерскую, где на ручных ткацких станках, которые прежде я видала разве что в этнографическом музее, работали несколько девушек. Видимо, он хотел, чтобы я убедилась в качестве ручной работы. Потом, усадив меня в просторной зале, без мебели, но с ковром и подушками, принес стакан чаю (я соблазилась: на улице было жарко) — и пока я пила чай, принялся разворачивать изделия своего производства: платки, шарфы, сари — одним движением, одно за другим, бросая их прямо на пол. Было видно, что конца этому не будет, пока я что-нибудь не куплю. Не зная, как выбраться из такой ситуации, и не желая давать хозяину лишнюю работу, я разрубила гордиев узел, сказав, что у меня с собой совсем нет денег! Тогда хозяин отпустил меня и отругал рикшу. И тот меня дальше не повез — пришлось ловить другого. К храмам я добралась уже в сумерки — но оказалось, вовремя: вечерние церемонии как раз начались.
Храм Ханумана с его черными иконами запал мне в душу, и я не могла не поделиться своим впечатлением со своими спутницами. Я даже ничего особенно не объясняла. Преодолевая их апатию, возникавшую от дневной жары, я просто привела и показала. Они увидели и почувствовали то же, что и я: духовную атмосферу старой церкви, намоленной и проникнутой верой в чудо. И выйдя за пределы храмового комплекса (фотографировать там нельзя, как и в наших церквях, и разоваривать там мы тоже не стали), поблагодарили меня. А потом одна из них решила поделиться с нами тем, что было для нее свято. Усталость их прошла, и мы уже значительно бодрей отправились гулять по берегу Ганги. Вот такой волшебник Хануман!

Творец-Шива, мать-Дурга и Хануман — самые почитаемые боги Индии. Их храмы встречаются чаще всего потому, что образы плодородия, воплощаемого шивалингамом, матери-Земли и обезьянньего бога наиболее древние по происхождению. В Индии тысячи, десятки тысяч храмов, посвященных Матери — в каждом селении, на каждой горе Кали-Дурга носит разные имена: Парвати (“горная”), Аннапурна (“богатая пищей”) и многие другие, выдающие ее древний образ матери-Земли.
Самый потрясающий храм Дурги — бог весть какой древности, мы видели на горе близ Хардвара (в верховьях Ганги): где божество в алтаре символизирует большой круглый камень неправильной формы с двумя точками-глазами — выкрашенный в её традиционный оранжевый цвет. Глаза — первое, что различают и начинают рисовать дети, когда хотят изобразить живое существо (человека). Сегодня так изобразил бы свою маму разве что трехлетний малыш. И такой алтарь доносит до нас восприятие первобытных людей, которым этой символики было достаточно.
Но интересно, что ее достаточно и современным индусам, которые приезжают почтить святое место. К храму змейкой ведёт огражение, чтобы рассредоточить толпу и облегчить работу священнослужителя, благословляющего прихожан воздушным рисом с цветочными лепестками. А ниже — стоит более новый храм с привычным изображением Други в виде чёрной Кали с красным языком. На террасе этого храма росло дерево с ленточками, и тут же мы увидели группу йогов, нашедших здесь хорошее место для отдыха и медитации: рядом с ними стояли их трезубцы.
А на табличке перед входом в храм была изложена история о том, как Дурга побеждает асуров оружием богов — или умом, который в древних мифах неразделим с хитростью. Прикинувшись красавицей, она сеет вражду между асурами Шубхой и Нишубхой, и те, сойдясь в решающем бою, гибнут из-за нее. Так в упорядоченном мире видимой материи нейтрализуют друг друга хаотические силы природы — из которых мать-Дурга творит мир.
Асуры (от "аса" — "огонь") — это жизненные силы, на которых основывается творение. Дэвы (от понятия "небесный свет") — внешние потоки, которые управляют этой энергией свыше. Дурга создана девами ради того, чтобы совладать с асурами.
Борьба дэвов и асуров — в центре сюжетов индийских мифов: внешних, светлых силы (Небес) — и внутренних, тёмных энергий (Земли). Эта поляризация сил выражает извечную борьбу добра и зла, служащую толчком всякого развития. В мировой мифологии её живописует образ битвы небесного и подземного царей, который мы найдём в любой культуре и который исторически отражает борьбу народов между собой. О нем повествует главный пра-индоевропейский миф о сражении громовержца со змеем (откуда возник и христианский образ Георгия Победоносца).
Но — обратим внимание! — Индия и Восток в целом отличается от Запада тем, что там противоборствующие силы сосуществуют: одна не отрицает другую (как Бог — Сатану). И даже змей Вритра в "Махабхарате" предстает мудрецом, принимающим своё поражение: уча своего победителя, царя богов Индру, бренности земного бытия.
Удивительно спокойный характер борьбы мировых сил отражает и миф о Вишну, который в поздних мифах замещает Индру и Дургу в битве с асурами. Как Индра или Зевс, Вишну живет на горе, правя миром с высоты. Он летает по небу на орле Гаруде — царственной птице многих древних громовержцев. Как прежде царь богов, Вишну вершит законностью. И подобно матери-Дурге, созидатель-Вишну убивает асуров ради творения мира. Он заключает с ними договор: если он не уступит асурам в битве (а победить он их не может, в силу их первичности), они исполнят любое его желание. Вишну остаётся непобежденным, и его желание неизменно: убить асуров. Асуры соглашаются — единственное их условие, чтобы это произошло на сухом месте. По логике мифа, такая просьба естественна: для сотворения мира необходим остров суши. Но где же его найти в пустынном океане первозданных космических вод, где происходит эта битва? И Вишну отсекает им головы у себя на коленях.
Этот акт в пуранах ассоциируется с жертвоприношением, а также с гостеприимством: дэвы выступает в роли гостей на земле асуров, распоряжаясь теми дарами, что предоставляют им гостеприимные хозяева. Если учесть, что исторически образ борьбы богов с их врагами отражает реальные столкновения "своих" и "чужих", такое представление подчеркивает необычно мирные черты этого противостояния. Чтобы наделить мировую битву добра и зла характером гостеприимства — европейскому уму не обойтись без философского понимания взаимодействия идеи и энергии, духа и материи: составляющих необходимые крайности непостижимого бытия!
Асуры равноправны богам и даже изначально си